оседавшую на пол девочку, с простреленным левым виском. Кровь медленно растекалась, окрашивая блузку и джинсы Таси в цвет смерти. Мальчишка быстро собрал все листки с мокрого покрывала, затолкал их в пластиковую красную папку, сунув ее под мышку, взял Тасю на руки и по пожарной лестнице спустился в подвал. А ей было хорошо. Тася плыла над землей, раскинув руки в стороны, а рядом кружили снежинки, белые и пушистые. И не нужно было больше думать, бояться. Все вокруг вдруг стало прозрачным и призрачным. Призрачным и прозрачным… А Серый захлебывался в слезах и воспоминаниях, размазывая их по мокрым щекам. Его Тася медленно таяла в его руках, постепенно распадаясь на атомы, превращаясь в воздух и ветер, в воду и облака. Она не слышала, как ее везли сначала в машине, потом – в самолете, а потом – долго-долго вниз, очень глубоко. Она не чувствовала, как ее тело наполняется какой-то странной субстанцией и погружается в странную белую капсулу. Вокруг нее был просто снег. Много белого снега. И тишина. Это была не та тишина, в которой можно было услышать все, что угодно. Это была тишина, от которой больно и закладывает уши…
Станция 1. Память
– Тася, ты где? Ты что тут делаешь, одна?
Открыв дверцу старого шкафа, в котором было темно и пыльно, стояла маленькая девочка. А перед ней, на деревянных самодельных плечиках, висела старая шуба, рядом расположились разноцветные шелковые женские блузки и важный мужской серый костюм. Подальше, ближе к задней стенке шкафа, между голубой рубашкой и красной осенней курткой висело синее праздничное платье. Вышитые накрахмаленные бабочки грустно свисали с воротничка и несколько бусинок уже где-то потерялись после того, как его когда-то, наверное, чистили щеткой. Рядом висели красивые бусы, тоже синего цвета.
– Тася, ты туда не ходи, – услышала девочка чей-то голос.
Маленькая девочка в пуховом платке, замотанном на ней крест – накрест поверх старенького драпового пальто, в мужской кроличьей шапке, у которой было потеряно одно ухо, стояла около чудом сохранившегося лакированного шкафа, который возвышался посреди руин кирпичного дома. К девочке подошла уже немолодая уставшая женщина и ахнула. Они замерли перед неожиданной находкой.
– Мама, что это? – девочка впервые видела такую красоту.
Резные деревянные двери были тщательно отполированы, без единой царапины. Наверху стояли картонные шляпные коробки, нетронутые бомбежками.
– Это мое прошлое, Тася, – грустно ответила ей мать, пытаясь шире открыть дверцы, которые, на удивление, тут же распахнулись.
Запах вечернего ландыша, ее любимых когда-то духов, вырвался наружу и полетел, удивляясь простору, по которому он так скучал последнее время. Ее любимое синее платье. Вот оно, между голубой рубашкой и осенней курткой. Женщина бережно сняла его с плечиков, прижала к себе и закрыла глаза.
– Маня, ну сколько можно тебя искать, дочку хоть пожалей, мороз-то какой! – подошедший к ним мужчина поднял девочку на руки и удивленно