недоумевающе смотрю на Тамару. От мысли, что я сейчас услышу чей-то родной голос из наружного мира, у меня даже закружилась голова. Ох!.. Но кому же позвонить? Набираю Арчи. Недоступен. Растерянно смотрю на Тамару. Она подбадривает меня: «Давай, звони еще кому-нибудь! Быстрее, не тяни!»
Я набираю номер Андрея:
– Алло, привет, это я…
– …Ого! Привет! Ничего себе! Как ты там? Как здоровье?
– Да нормально… Здоровье в порядке…
– Ну молодец, что смогла позвонить! У тебя появился телефон? Не могу понять, что за номер?
– Нет! Ты что?! Какой телефон! Я же сижу на спецблоке!
– А как тогда…
– Ой, все, больше не могу говорить! Пока! – краем глаза я вижу возвращающегося Васю и едва успеваю повесить трубку.
Весь обратный путь на спецы мое сердце колотилось так, что я думала Вася точно должен его слышать! Остаток дня я провела в состоянии полной прострации… Этот секундный разговор с близким человеком стал для меня настоящим шоком. Ведь к тому моменту я столько месяцев сидела в абсолютной изоляции! Письма в то время приходили очень редко, а потом и совсем куда-то пропали. Марк тоже не приходил – был поглощен «делом Немцова», да и повода особого не было. И все лето я провела, запертая на спецблоке, в каком-то беспросветном вакууме, в жутчайшем одиночестве. С ощущением, что весь внешний мир, все мои родные, все мои друзья куда-то исчезли. Их нет! Есть только эта камера, прогулочный дворик и душевая. Вот три места, где я стабильно пребывала. А вокруг меня – только мои соседки по камере и несколько дежуров, нас охраняющих. Я настолько отвыкла от всех остальных людей, настолько одичала, что меня потряс не то чтобы голос близкого человека, а сам факт существования еще какого-то человека где-то там – вне этого крошечного мирка спецблока.
Это был показательный пример того, как разрушительно действует такая полная изоляция от внешнего мира, от людского потока, от каких-либо перемен. Как губительна для психики подобная консервация в микроскопической камере. Как легко от такого человек может спятить! Да, я вовсю старалась держаться. Но уже чувствовала, что еще немного и у меня все-таки поедет крыша…
Ну а когда меня перевели наконец в большую камеру и у меня появилась возможность быстренько звонить с нелегальных трубок, то это стало огромным облегчением – иметь вот такую моментальную аудиосвязь с внешним миром.
Телефоны доставались из разных укромных мест после отбоя, после 22:00, и на звонки всегда формировалась очередь. Иногда приходилось ждать до полуночи, чтобы тебя наконец позвали «на звонок». И разрешалось поговорить лишь несколько минут. Я с трепетом относилась к каждому такому звонку и очень ценила эту возможность. И хорошенько продумывала – аж за несколько дней – кому звонить и о чем говорить на этот раз. К тому времени я уже примирилась с отсутствием частых коммуникаций с близкими. И поэтому старалась говорить по телефону только про самое необходимое, насущное. Длительная изоляция на спецблоке