Так и осталась на раскладушке.
Ивкина какое-то время сидела тихо, ни во что не вмешиваясь, ни с кем особо не разговаривая. Просто сидела и наблюдала: что за порядки у нас в камере, и какие между сиделицами отношения. А потом начала действовать. Она-то и предложила начать писать жалобы на условия содержания в этой камере, которые нарушали все мыслимые санитарные стандарты… Сначала накрутила Фаину, затем подключила и остальных. Она, видимо, рассуждала так: «Дело кончится тем, что кого-то выведут из камеры. И если не меня, то хотя бы станет не так тесно…» Ведь она, в отличие от всех нас, не боялась больших камер, а напротив – стремилась туда вернуться.
От нее-то я впервые и услышала, что в больших камерах живется гораздо лучше, чем тут, на спецах. Мне после Тамариных страшилок о наркоманках и воровках, сидящих в общем корпусе, было любопытно: а так ли там на самом деле? Ивкина, когда мы остались наедине, сказала, что нет. Не так! И вообще, там живут совершенно адекватные люди, в отличие от… Да, конечно, бывает всякое: и драки, и разборки, и воровство – но все это только звучит ужасно, а переживается вроде как легко… Если ты сама ведешь себя нормально, адекватно.
Возможно, здравомыслие – вообще ключ к выживанию в любых условиях. Ведь какой бы ужас вокруг Ивкиной ни творился, она всегда была совершенно спокойна и не проявляла никаких эмоций. Просто наблюдала. Сидела и помалкивала – за документами, книгами или вязанием – ни с кем особо не сближаясь и следуя своей собственной стратегии…
Мои «продленки»
То, что один день в тюрьме совершенно похож на другой – абсолютная правда. Во многом из-за жизни по режиму, из-за повторяющихся событий, из-за однообразной обстановки и окружения. Это порождает странный эффект: с одной стороны, время здесь тянется как резина, а с другой стороны, недели, месяцы и даже годы пролетают со страшным свистом – и только успевай считать новогодние праздники.
Мое основное время заполняли одни и те же ежедневные занятия, которые я уже описывала: чтение, рисование, прогулки. И очень редко в это рутинное существование вклинивалось какое-то неожиданное событие. За время моего пребывания на спецблоке их было не так уж и много, но тем не менее – все они производили мощную встряску.
Хорошо помню свой первый выезд на суд по продлению меры пресечения. То есть на «продленку», как тут выражались. Меня арестовали в начале марта на два месяца и за несколько дней до окончания этого срока – в конце апреля – должны были вывести из СИЗО, чтобы продлить мой арест еще на какой-то срок.
Но дни идут, меня никуда не вывозят. Наступает последний возможный день, когда меня еще можно держать под стражей. Проходит утро, потом приносят обед, дело близится к вечеру – тишина. Мои соседки, конечно же, в курсе моих ожиданий и делают невероятные предположения: «Неужели отпустят? Неужели не станут продлевать?» В моем сердце разгорается безумная надежда: «Да! Наверное, никакого суда не будет! Меня отпустят!» Когда приносят ужин –