не пугает. Хотя должен бы.
– Нет.
И сделал глоток. Вино на вкус здесь еще ужаснее, чем дешевая брага у Шторха. Но Рут вздохнул явно не из-за качества выпивки – к своей кружке он и не притронулся.
– Эх, матушка, меня всю жизнь пытаются надурить в Криге, но так откровенно – впервые, – Рут продолжил паясничать. – Я был на трибуне и видел…
– Просто я дерьмо, а не боец, – я перебил Рута и поморщился от горечи. – Это чистая правда.
Он выдержал паузу. Нетронутое вино и восниец – невозможная категория.
– Не води за нос. Ты мог победить. Всем нужны деньги и добрая слава, – Рут развел руками. Затем придвинулся и зачесал волосы на затылок. – Но жизнь нужнее. Не подыхать же из-за гребаного турнира?
Я молчал. Кажется, Руту только это и нужно было.
– Могу поставить серебряк, что синяки после южного квартала с тебя еще не сошли. Нет, даже два серебряка! – Он положил монеты на стол.
Мне почему-то захотелось смеяться. Не вышло. Веселья во мне не больше, чем на погосте.
– Ну, смотри сам. Нет в тебе торговой жилки, дружище! Потому и прозябаешь. – Рут пожал плечами, одним движением спрятал монеты. Я прикинул, что так ловко он мог бы обчищать карманы. – Чего теперь собираешься делать?
Я через силу пил худшее вино в своей жизни. Пил, морщился. И это заслужил.
– Есть у меня одна идея. От сердца отрываю. Послушаешь? – Мой ответ Руту не был нужен. – Повремени, остынь…
– Остывают в канаве! – прорычал я, поднявшись со стула.
Рут поднял руки, будто мы бились на ристалище, а он обронил оружие.
В Воснии не найти приличных друзей – одни пьяницы, лжецы, слабаки. А я еще хуже. Дурак последний. Не ценю и той малости, что получил в Криге.
– Вот что, Рут. Не нужна мне такая помощь. Я знаю, что ты с Вардом, – я покачал головой. – Можешь не прикидываться, и так ясно.
Рут положил руки на стол, кивком позвал вернуться на место.
– А вот и нет. Мимо, промазал! Клянусь родной матушкой, ее душою и всеми солнцами…
– Удиви меня, – без энтузиазма сказал я.
– Я-то похуже буду, – подмигнул Рут и перешел на шепот: – Меньше друзей – меньше проблем, верно?
Я вздохнул, отставил кружку с вином так брезгливо, будто перепутал с ночным горшком.
– …А у кого меньше всего друзей, всекаешь?
Я прищурился. Присмотрелся к Руту еще раз. Помятый плащ, рубаха в заплатках, шерстяная безрукавка для воснийской погоды. Ношеные сапоги, протертые штанины. Без года пьяница, не совсем законченный бедняк, как-то сводит концы с концами… Так одевается каждый второй восниец.
Я бы не узнал Рута в толпе, даже запомнив его лицо. Я не придавал этому значения раньше. Стоило бы. Скрипнула спинка стула: я чуть отодвинулся от стола.
– Кого почти никто не знает?
Рут щелкнул пальцами:
– Вот видишь! Не так уж ты и плох. Зря наговаривал…
Может, я видел тень за каждым углом. А может, с этой дружбой вляпался еще больше, чем с ребятами Симона.
– Чем ты на самом деле занимаешься, Рут?
Он склонил голову набок и поднял глаза