не так? – спросила сообразительная Танечка, заподозрив подвох.
Ответил Васька, довольный, словно пивка глотнул:
– Так это же запасной. Он на любом судне есть, на палубе гниёт, а вот – пригодился…
Таня повернулась и тихо спросила:
– Серёженька, а если я не захочу довольствоваться малым? Если я захочу тебя всего?
– Тогда будем жить на чердаке. Куда голуби прилетают.
– Какой такой чердак на пароходе? Чудаки! Нет такого слова на флоте!
Васька опять входил в роль, достал, как фокусник, из-под руки и разливал из фляжки с бульканьем:
– Содрогаясь, гляжу на отраву, что сквозь грани стакана видно, но по полному римскому праву, коль уплачено – выпью до дна!.. Из флотской классики поэта Кирьянова!
– С утра пить, Вася, это уже перебор! – сказала Таня, повернулась к хозяину каюты, – всё было хорошо. Всё было заманчиво…
– Агитка! – Встрял довольный собой Васька. – Гаишник останавливает девушку: Мадам! Вы за неделю сбили четырех пешеходов – это перебор! – Перебор? А сколько можно?… Ха-ха-ха!
– Погоди, друг, – остановил его штурман. – Давай, не путать праведное с грешным. Нам с Таней пора.
– Куда? На чердак? Где счастливые голуби… целуются и воркуют?
Таня вернулась домой одна. Не позволила провожать себя – видела, что у него уже голова занята другими заботами: железный монстр у причала с мачтами и трубой, молча и уверенно отбирал у неё её счастье.
Дома было тоскливо и мрачно. Солнце, казалось, померкло, а день – замер в ожидании боя часов, но часы – остановились.
Она вдруг подумала о своих маленьких комнатах, как о живых. Что они думают о ней? Что они помнят? Что – могли бы рассказать ему, если бы он оказался здесь и прислушался к ним? Ей стало его не хватать. Хотелось, чтобы он позвонил. Но она не оставила ему ни телефона, ни адреса… Почему? Гуманитарная очень? Вспомнила: гуманитарий – это не значит, что ты силён в литературе и истории, а то, что ты слаб в математике… Просчиталась. Дочь мудрого народа – просчиталась со счастьем. Добросовестно берегла свою независимость. Добросовестный человек – универсален. Кто это сказал? Папа её учил: нельзя быть добросовестным в одном и не добросовестным в другом…
Включила телевизор. Пьяный в вытрезвителе поёт, смеётся, и говорит громко: запомните меня как человека, который на нарах, на ваших глазах – любит жизнь! Работаю! Гуляю! Люблю! Хочу петь! И пою! Мудрость по Конфуцию – я и государство – это блеф! А я люблю греков: человек – может оказаться богом, который слегка перепил от счастья! Делай – как я! Будешь счастлив – как бог! – два милиционера смотрели на него с уважением – философ!
Выключила телевизор. Не находила места. Прилегла на кровать и уснула…
Ей снилась его каюта. Она слышала его голос:
«…Ещё один день прошёл без тебя. Так досадно и пусто. И долго. Словно это – последний день жизни. Упрёком, что не увидел тебя. Наказанием, что не бежал к тебе. Казнью, будто предал тебя. Надеждой, что снова всё тело моё