пропускного пункта, снова забор. Впереди виднелся переезд. Семья Палашовых делала обкатку новенького автомобиля. Они три года ждали этого замечательного дня, стояли в очереди, копили деньги. Поддатый отец, когда Женька приходил домой ободранный и прокуренный, грозился: «Вот купим машину, хрен ты у меня сядешь за руль, голодранец. Видишь дулю?» Он хватал парня за кудрявый загривок и тыкал кулачищем в нос. «Оставь мальчишку в покое, – вступалась мать, – будто сам не был таким».
– Ну что, Женёк, хочешь поводить? – Фёдор Андреевич совсем забыл, что у сына распухли сбитые руки.
– Пап, – и он показал отцу распухшие кулаки. Но поводить ему страсть как хотелось, и останавливали его не саднящие руки, а досада на отца, который, не разбираясь, отлупил его за драку в школе. Это в тринадцать-то лет!
Фёдор Андреевич мельком взглянул на сына и вспомнил.
– Ну да. Конечно. Слушай, и чего ты влез заступаться за эту дуру Люську? Яблоко от яблони недалеко падает.
– Нет, отец, она не такая, – злобно проговорил Женька, – не такая, как её мать.
Женя представил маленькую хрупкую Люську, свою одноклассницу. Как побледнело без того белое личико, как растерянно дрогнули светлые кудряшки, как она отступала к стене в коридоре школы, когда в лицо ей кричали мальчишки: «Твоя мать – шлюха! И ты сама такая! Шлюха! Ха-ха! Проститутка!» Они шикали и шипели, разбрызгивали слюной. А началось всё с того, что мальчик-отличник, который сидел с ней за одной партой, подхватив заразу слухов, демонстративно попросил её отсесть. Закончилось уже травлей. После урока девочки, гордо задрав носы, друг за другом выплыли из класса. Мальчишки, дождавшись, когда поникшая Люся выйдет, набросились на неё, подобно цепным псам: лают, а укусить не могут. Женька сначала не придал большого значения заговорщицкому шепоту среди одноклассников и вытолкался из класса вместе со всеми ребятами, следуя за девочкой. Но, услышав обвинения, увидев обозлённые лица и беспомощность Люськи, он метнулся между ней и остальными.
– Замолчите, – закричал он, – вы ничего… ничего не понимаете.
Ребята слегка отпрянули.
– Ха-ха. Палашов, ты что, уже того с ней, что ли? – смеялся Толик.
– Не твоё собачье дело, Семёнов.
– Ты в глаз захотел, Палашов? На, получи.
И Толик махнул Женьке по лицу кулаком. Началась потасовка, в результате Женька ударился головой о стену и больше не понимал происходящего.
Очнулся он уже в школьном медпункте на кушетке. Рядом сидела Люська. Она запричитала:
– Женечка, ну зачем ты полез, ведь они правы. Я… я недостойна. Я…
– Не может быть, Люська, ты не такая, ты не должна быть такой.
Он хотел встать и взять её за руку, но перед глазами всё плыло, и Люська всё удалялась и удалялась, словно она могла оторваться от кушетки и улететь.
– Не улетай, Люська, подожди, я хочу тебе сказать…
– Ладно, ты поступил правильно, – одобрил отец. Но если бы не эта Люська, ты вёл бы сейчас машину. И потом она действительно не ангел.
– Федь, ну перестань. Ему и так досталось. Только посмотри