пришёл нужный автобус. Так что теперь прямиком через мост, проехать Кунсткамеру и вырулить к дому. Любовь Михална ругала себя. На кой черт полезла к незнакомцу? Застыдилась и убежала, даже не прочувствовала ностальгию, памятник не осмотрела и не уловила все запахи сада. Надо было покрасоваться, наверное. Иногда она сама удивлялась тому, какие глупости приходили в старую голову. Хотелось много внимания. И неважно – в положительном ключе или негативном. Организм физически требовал, чтобы мир крутился вокруг Любови Михалны. И она не могла остановить эти позывы.
Проезжая Академию Репина, Любовь Михална отвернулась. Не будет она смотреть на эти колонны. А Минерва на крыше пусть глаза свои выпучивает до скончания времён – Любовь Михална не удостоит её взглядом. Нечего смотреть, внутри здания всё давно обветшало, ещё когда она училась, а сейчас там точно… точно-точно. Так старуха себя и успокаивала, но она видела академию. Глядя на другой берег Невы, она невольно перемещалась в стены учебного заведения. Из автобусов такой реку не увидишь.
Поворот. Наконец ушли в глубину Васьки. Плотно прижатые дома, разделённые на линии, приносили счастья больше всяких там академий. Двери отворились. О! Хорошо-то как! На Ваське был совсем другой воздух. Для Любови Михалны Васильевский – больше, чем весь Питер. Старуха направилась к нужному дому, благо, что он был совсем рядом с остановкой. Парадная такая же «музейная». Раньше подружки часто рисовали на подоконнике. Хорошее освещение давали окна, выходящие на оживлённую улицу. Нина и Люба часами могли делать зарисовки людей, но их вечно гоняла старушенция. Она то ли страдала кратковременной потерей памяти, то ли просто была вредна до чёртиков. Девчонки снимали у неё комнату. И всегда очень удивлялись, когда она их выгоняла из собственной парадной. Художницы возвращались домой, и эта же старуха готовила им чай, будто пять минут назад не орала благим матом.
Нина купила квартиру – бывшая хозяйка давно умерла. Гоняла ли подруга «дней суровых» нынешних юных художников? Всё-таки преемственность поколений нужно соблюдать. Любовь Михална настойчиво позвонила в дверь, предвкушая насколько глупым будет лицо у Нины, когда они встретятся. «Люба! Ты умерла и явилась ко мне призраком?!» Но открыл дверь огромный бородатый мужик с грустными глазами. Таких обычно встречаешь на кассе в магазине с тележкой, полной сосисок, пива и подгузников.
– А ты кто?
– Извините, – тихо проговорил тот, – а вы?
– Экий придурок. Ты кто, я тебя спрашиваю! Я подруга хозяйки квартиры! Сейчас полицию вызову! Совсем вы в Петербурге оборзели. В Ленинграде у нас такого не было: по чужим хибарам лазили, но скромнее себя вели.
– Но… я…
– Уже звоню.
Вот только набирала Любовь Михална не полицию, а Нинку. Петербургские менты – бесполезнее болванчиков в машинах. Покачают головой – да и всё. Не созванивались подруги очень давно, в письмах изъясняться привычнее. И связь,