тоже заплакала.
Наступила гробовая тишина. Присутствующие размышляли каждый о своём. Елизавета Петровна думала о том, что они с мужем всю жизнь копили добро, хотели, чтобы дети их ни в чём не нуждались. И вот сейчас пришла в дом беда, и никакое золото мира не может помочь этому горю. Внучку осудят за убийство, а сама она остаток дней проведёт в скорби и тоске.
Алису совершенно не волновала собственная судьба. Она по молодости лет, не осознавала всю степень опасности, нависшей над ней. Мысли её вертелись вокруг Никиты. Она убила того, кого больше всех на свете любила, того, без кого дальнейшая жизнь представлялась серой и бессмысленной. Кстати, что там бабушка говорила насчёт самоубийства? Об этом она как-то не подумала. А что если и вправду? Только не сейчас. Сейчас она слишком устала, чтобы предпринимать какие-то серьёзные шаги. Это нужно делать обдуманно. Или нет? Впрочем, в камере у неё будет время вдоволь поразмышлять над этим вопросом.
Ермолай же откровенно маялся. Канделябр оставался стоять на маленьком столике, и несчастному страдальцу страстно хотелось, чтобы вопрос с куплей-продажей, наконец, разрешился. Но он понимал, что намекать убитой горем женщине о деньгах – верх неприличия. А подойти и демонстративно забрать канделябр, тоже как-то не по-человечески. В довершение ему одновременно хотелось выпить, и дослушать душещипательную историю до конца.
– Прости, что я опять задаю этот вопрос, но мне просто необходимо всё выяснить, – смогла, наконец, взять в себя в руки Елизавета Петровна. – Расскажи, как и при каких обстоятельствах, ты убила этого мерзавца.
– Он не мерзавец, – не согласилась внучка с бабушкиным определением. – Да разве это имеет теперь какое-то значение?
– Это имеет огромное значение. Я намерена нанять адвоката. Самого лучшего в городе. Прежде чем я буду говорить с адвокатом, мне необходимо выяснить мельчайшие подробности этого… – Елизавета помедлила, подыскивая слова, – этого происшествия.
– Я гуляла, долго… – нехотя продолжила Алиса свой рассказ. – Потом поняла что устала. Села на какую-то скамейку. Сидела долго. Думала. И вдруг, в какой-то момент поняла, что мне страшно возвращаться в пустую квартиру. Да и честно говоря, сил на обратный неблизкий путь не оставалось. Сориентировавшись на местности, поняла, что нахожусь недалеко от дома своей подруги Ладки. Пошла к ней.
– Дальше! – поторопила Елизавета слишком медлительную рассказчицу.
– У Ладки не работал дверной звонок, и я, чтобы не создавать шума, и не будить соседей, решила позвонить ей по телефону. Ладка спала, но уверила, что всегда рада меня видеть. Я попросила, чтобы она открыла мне дверь. Она спросила: «А ты что разве не у себя дома?». Я сказала, что нахожусь прямо перед её дверью. И тут она отсоединилась. Из-за двери послышалась какая-то возня. Я как ненормальная раз двести набирала её номер – реакции никакой. Тогда заподозрив неладное, стала долбить в дверь. Наконец она открыла мне. Подружка сообщила, что не может