моих близких друзей Людмилы Степановны Черносвитовой и Владимира Николаевича Прокудина. Их любовь к Василию Макаровичу Шукшину и его героям столь же горяча и сильна, как и автора.
Только это не будет экономическая статья…
Создав свое первое основополагающее сочинение, сколь ошибочно и несовершенно оно ни было бы, человек в сущности сразу написал все свои более поздние, сколь совершенны они бы ни были, сочинения… Счастлив тот, кому дано самому развить выводы из своих принципов. Но это не необходимо. Нет!
Рассказчик всю жизнь пишет один большой роман. И оценивают его потом, когда роман дописан и автор умер.
Шукшин – внутренний редактор. Вот что должно интересовать нас прежде всего. И конечно, его м е т о д. Если «система» мироощущения «выстрадана жизнью», то этот метод мыслительной работы есть с т р а д а н и е. «Страдать надо», – говорил Достоевский. По твердому убеждению Г. Буркова, человека, принявшего последние слова Василия Макаровича, «Шукшин был рожден духовником». У него, как у н а р о д н ы х п е в ц о в, «через духовное раскрывалось гражданское, через нравственное – социальное». Через о б ы д е н н о е раскрывалась философия жизни. Бурков пишет: «…он подбирал исполнителей по духовной и душевной предрасположенности к тому, что хотел делать. У него и писатели снимались, и эта замечательная старушка, которая сыграла мать в „Калине красной“. Причем в этом заключался его секрет: он понимал, что с непрофессионалами фильм целиком не создашь. Но вот, скажем, старушка играет не по „системе“ – просто рассказывает свою жизнь, и именно она несет ту жизненную духовную информацию, о которой Шукшин мечтал. Ни на что не жалуется, она вот такая, просветленная старушка, мученица, прошла тяжелую жизнь, двух сыновей на войне схоронила и не сознает, что героиня. Может, я говорю слова деревянные по отношению к ней, но у этой старушки, в ее рассказе, жизнь входит в иную философию, в народную. И то, что Шукшин снял ее, он как бы определил направление своего поиска».
«Внутренний редактор» человека – совесть. Есть градация, есть деградация этого нашего качества. Поэтому все мы р а з н ы е, – и хорошие, и плохие. Разнообразны и способы, и манеры «саморедактирования». А как у Шукшина? Г. Бурков дальше пишет: «Признак, что ли, совестливого человека – сначала сам посмеялся, потом спохватился – деньги-то его (это о случае, происшедшем с Василием Макаровичем и послужившем материалом для рассказа „Чудик“), а вернуться, сказать стыдно. Вот и весь чудик. А какой он чудик, просто совестливый русский человек, часто в жизни встречающийся. Да Шукшин и сам таким был».
Г. Бурков настаивает, что у В. М. Шукшина «и нравственность, и социальность совершенно особого рода, не буквального склада, а духовного…». Не «со стороны». Именно поэтому «Шукшин весь