русского крестьянства, как смерть, жизнь, добро, зло, бог, совесть, родина, земля, мать, отец. Родимый дом для человека есть нечто определенное, конкретно образное, как говорят ученые люди. Образ его не абстрактен, а всегда предметен, точен и… индивидуален даже для членов одной семьи, рожденных одной матерью и выросших под одной крышей… Разница заключалась и в самой атмосфере семьи, ее нравственно-эстетическом облике, семейных привычках, традициях и характерах».
Но родной дом в с е г д а п о к и д а ю т. Почему-то становится в нем неуютно, холодно. Возникают потаенные и недобрые мысли об окружающих. Тогда-то и принимается решение: «Поеду куда-нибудь». Помыкаешься, помыкаешься и уедешь. Такова, говорят, судьба. И об этом думает Василий Макарович: «Как нарочно на моих глазах». И – «ничего не сделаешь».
В этой «неэкономической» статье за фасадом повествования находится напряженное раздумье о нашем житье-бытье, и о существенном, и о сущем. И здесь г о р е с т и и п е ч а л и ч е л о в е ч е с к и е, ж и в ы е, т р е п е т н ы е н и т и…
«Внутренний редактор» – это одно из основных измерений духовности, главная сторона души (мы еще подойдем к этой категории страдания и рассмотрим ее значение в творческом мышлении Шукшина). Другое такое же измерение духовности – это м о т и в с у д ь б ы. «Нужда песенку поет». Если вдуматься, то никакое другое слово так точно не определит понятие судьбы, как нужда. «Необходимость» – это объективно. «Нужда» – это всегда с у б ъ е к т и в н о з н а ч и м о. Без нужды нет человека, как нет его без страдания, без переживаний. И без песни, у которой свой мотив, своя музыкальная тема. Композитор Павел Чекалов свой рассказ о Василии Макаровиче назвал «Воспоминание о песне». Музыка, песни – выразители души народной. И каждого человека. «И была у Василия Макаровича, – пишет Чекалов, – любимая мелодия, вальс из «Калины красной», о котором он говорил мне: «В нем – моя родина. Судьба». Л. А. Аннинский пишет: «Эмоциональный сюжет, в котором Шукшин осмыслял социальную картину мира – непрерывное сопоставление города и деревни. Точнее и уже: драма деревенского жителя, который, неудержимо стремясь в город, попадает там, глядишь, не в сферу великой культуры, а в сферу великого потребительства…» Критик использует расхожий прием объяснения переживаний и поведения человека конкретными социальными проблемами. Но при этом всегда незаметно осуществляется подмена одного другим. Так Шукшин превращается в социолога, публициста, литературного критика. Л. А. Аннинский пишет: «Коренной вопрос Шукшина к реальности: как сохранить, защитить, укрепить достоинство человека?» Это верно. Но смысл этого вопроса резко изменяется, если задают его х у д о ж н и к, с о ц и о л о г или ф и л о с о ф. Так, с точки зрения социолога, п р о б л е м ы человеческие имеют одни источники и причины и всегда детерминированы конкретными социально-историческими условиями. А с точки зрения философа – это суть