Вот именно.
Потом, понизив голос, задушевным тоном добавил:
– Но, разумеется, если наше предприятие закончится неудачей… ну, можно ведь и такое предположить… нас будут считать наемниками-апатридами, то есть участниками незаконной вооруженной банды, состоящей из лиц без гражданства и возглавляемой приговоренным в Албании к смерти эмигрантом.
Поручик Арсентьев немного подумал.
– Извините, может быть, мой вопрос покажется вам странным… но мне хотелось бы знать, каковы у албанцев обычаи ведения войны? К чему готовиться в случае попадания в плен в качестве участника… э-э-э… вооруженной банды?
Кучин, склонив голову набок, внимательно посмотрел на поручика.
Поручик Арсентьев уточнил:
– Ну, вырезают ли они на плечах у пойманных офицеров погоны, как большевики, или, может быть, снимают скальпы, как индейцы, или сажают на кол, как турки?
Кучин возмущенно замахал на него руками.
– Ну что вы, голубчик, бог с вами, это все-таки в каком-то смысле европейская страна, а епископ Фан Ноли – гуманнейший человек, православный иерарх, социалист, поэт, любитель Шекспира. Кроме того, даже в Турции уже не сажают на кол, насколько мне известно. Хотя, с другой стороны, албанцы сейчас связались с большевиками, так что остается только надеяться, что большевики не успели научить их фокусам с вырезанием погон на живых человеческих плечах. В общем, не стоит драматизировать, поручик, ничего такого ужасного нас не ожидает.
Арсентьев покивал, но какое-то невысказанное сомнение в его глазах все же читалось, и Кучин поспешил его окончательно успокоить:
– Нет, нет, поручик, не воображайте невесть чего. Могу уверить вас, что если дело дойдет до военно-полевого суда, нас, скорее всего, просто повесят без особых проволочек. Хотя, конечно, возможны эксцессы на местах. Гарантий быть не может.
Поручик заметно помрачнел.
– Ну да, конечно. Это вполне резонно.
Он помолчал некоторое время.
– Знаете, ротмистр, я должен сказать вам честно: я категорически не хочу быть повешенным.
Повисло тягостное молчание. Кучин вздохнул, оживился, хлопнул себя ладонями по коленям и, засобиравшись уходить, деланно бодрым голосом проговорил, глядя как-то немного в сторону и вежливо улыбаясь:
– Ну, тогда, собственно, разрешите…
– Нет, погодите, – поручик положил ладонь на колено Кучину, не давая ему встать, и пристально посмотрел ему в глаза. – Я категорически не хочу быть повешенным, как я сказал. Будучи потомственным военным, я полагаю единственным достойным видом гибели исключительно смерть от огнестрельного оружия. В самом крайнем случае – от оружия холодного. Как я полагаю, шансов быть повешенными у нас немного, судя по диспозиции – сколько, вы сказали, у нас будет штыков?
– До тысячи, поручик, а возможно, и больше. Считая сербских и албанских добровольцев. В Албании к нам присоединятся