Я в самом начале пути, но в моем распоряжении всего несколько месяцев. И всякий раз приходится неукоснительно возвращаться к той мысли, что однажды все закончится. И пусть сейчас этот день кажется таким далеким, но он непременно настанет. И решить, с чем остаться к этому сроку, должен только я сам.
Сделать первый шаг, разрушить ее жизнь и уехать в Штаты?
Или не сделать его и жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
Все очень сложно.
И пока я размышляю об этом, она каждый вечер после наших занятий поднимается к себе в комнату и звонит своему бойфренду. Долго разговаривает или переписывается, а мне в это время не удается найти себе место. Хожу из угла в угол, отжимаюсь, качаю пресс, до боли сжимаю челюсти. Даже звонки маме не отвлекают.
Приникая ухом к стене, почти слышу ее голос: мягкий, щебечущий, переливистый. И жду, жду, что он вот-вот утихнет. Смотрю на часы. А потом пишу сообщение, получаю ответ и, как одурелый, собираюсь и несусь к ее окну. Чтобы еще пару часов отнять у сна и посидеть рядом с ней, пряча замерзшие уши в капюшон худи, которая ни черта, если честно, не спасает от холода.
Но зато Зоя спасает. Улыбнется, и у меня вместо крови по венам течет густой, разогретый сироп. А в груди пожар разгорается.
Зоя – моя болезнь, она же – и лекарство.
Не могу дождаться, чтобы принять дозу.
17
Удивительно, но осень решила порадовать нас бабьим летом. Таким теплым и по-летнему душным, что я долго не могла решить, брать с собой куртку или купальник. Взяла и то, и другое сразу – в одном можно будет вечером погулять, в другом баньку посетить. Главное, не перепутать.
Еще раз проверила все по списку и закрыла сумку на замок. Готово.
Джастин вообще не понял, что его ждет, поэтому собирался с воодушевлением. Старые джинсы Степки оказались ему коротки, поэтому он поехал в своих – чистеньких и светлых. Кроссовки чужие тоже надевать отказался, ответил, что грязь его не пугает. А вот старомодную куртку, которую достали из маминых запасников «на всякий пожарный случай», американец под строгим взглядом моего отца все же надел.
– Я иду. – Показывает папа, топая и для наглядности высоко поднимая колени.
– Э… о’кей, – кивает Джастин. На нем та самая куртка с полосками на плечах и широкими рукавами – мама ее специально выстирала. Готова поспорить, что эта вещь навевает им с отцом воспоминания о далекой романтической молодости. Так и вижу, как они сидят у костра возле речки вдвоем и смеются над папиными шутками. – Я… и-ду. – Послушно повторяет американец за моим отцом.
Ты, – папа указывает на него. – Идешь.
Парень кивает.
– Я, – произносит он, изображая ходьбу, – идешь!
– Ладно, проехали. – Хмурится папа. – Продолжим, как вернетесь.
Стою у лестницы, на плече спортивная сумка, смотрю на довольного Джастина и хихикаю. Вот вылитый же бард! Не хватает свитера с высоким горлом в ярко-оранжевый ромбик, старой гитары на ремне и приплюснутой кепки на голову.
– Привет,