за сердце. Глеб мечется: то бросается ко мне, то к матери. Я смотрю на нее и ни капли жалости не шевелится в груди, а потому добиваю:
– И вообще, с этого дня все домашние дела делим поровну. А еще лучше… наймите работницу по дому.
– Но чем тогда будешь заниматься ты? – вскрикивает муж.
Я подхожу к нему вплотную, беру за галстук, притягиваю к себе.
– Милый, я буду заниматься собой. Начну ходить по салонам, на фитнес, на шопинг, на посиделки с подружками. Дорогой, разве я хуже твоей мамы?
– Нет, но…
– Спятила, девка! Мы тебя почти подобрали на улице, а ты! – свекровь разворачивается к сыну. – Я тебя предупреждала, что в тихом омуте черти водятся. Предупреждала! А ты эту обрюхатил, пентюх! Вот если бы ты женился на…
Я даже дышать перестала от несправедливых слов. Слабые ростки чувства вины тут же зачахли.
– Ма-ма! – вскрикивает Глеб. – Хватит! Дина, ты тоже прекрати. Какая муха тебя укусила?
Но я смотрю только на свекровь. А она, кажется, уже поняла, что брякнула лишнее, видно, что нервничает, отводит взгляд.
На что намекает эта стерва? Кого она хотела в жены сыночку?
Да, я рано осталась без родителей, но не бедствовала. У меня была московская квартира, деньги от продажи которой вложены как раз в этот коттедж, и есть хорошая профессия. А если учесть, что Алла Борисовна еще и приторговывает моими картинами, то неизвестно, кто из нас больше приносит в семью.
– Нет, вы продолжайте. Какой красавице я дорогу перешла?
Спрашиваю тихо, едва выдавливаю слова. От шока даже выплеснуть ярость не могу. А она переполняет меня, рвется наружу.
– Ма-ма!
Алла Борисовна задирает подбородок, повязывает лоб полотенцем и, гордо неся оскорбленное достоинство, поднимается на второй этаж. Я бегу к входной двери. Есть желание хлопнуть ее изо всех сил и никогда не возвращаться в этот дом.
– Дина, что с тобой?
Меня догоняет Глеб, удерживает за локоть.
– Ничего.
Выдергиваю руку, оборачиваюсь и тут ловлю перекошенное испугом лицо Ляльки. Мы, взрослые, забыли о дочке, которая еще не уехала в школу. Она стоит у балюстрады второго этажа, сжимая ручку шоппера и беззвучно плачет.
– Доченька!
Глеб тоже поднимает голову.
– Мама, папа, бабуля, что случилось?
– Не переживай, небольшой конфликт, – тут же успокаивает ее Глеб. – Ты со мной?
– Д-да, – Лялька целует свекровь и слетает с лестницы. – А ты, мама, куда?
– Прогуляться, – смотрю на мужа. – Ты меня подвезешь до центра?
– Но… я… Лялька…
– Не важно, вызову такси.
Я выхожу на улицу и только здесь расслабляюсь. Что со мной? Сама не понимаю. Столько лет воспринимала такое обращение как должное. А теперь?
«Больше не хочу!» – отвечаю сама себе.
Не знаю, надолго ли мой протест, но не хочу и точка!
Решительный настрой исчезает, когда такси выезжает за ворота. Выйти легко, но придется возвращаться обратно, и тяжелого разговора с домочадцами не избежать.
– Сим,