вскрикнула и, уцепившись за ближайшую ветку, с завидным проворством оторвала ноги от земли.
– Каких змей? При чем тут змеи? Ты, Бел, думай, что говоришь. Если бы тут были змеи, то все равно спать на этой верхотуре безопасней бы не стало. Они бы легко к нам залезли, если бы здесь водились. Мы спали в гнездах, потому что мама нам сказала.
Белиам опять поднял руку вверх и, не дождавшись, когда брат спросит, выпалил:
– Вообще-то, эти деревья оплетены вьюнком, а он выделяет ядовитый сок. Для змей ядовитый. Змеи не дурачки, на эти деревья не забираются. Инстинкт самосохранения.
– Чего? – Феюс ошалело выкатил глаза и замер, пытаясь осознать услышанное. – Э-э-э-э… шутка, что ли? – неуверенно предположил Феюс, но, натолкнувшись на решительный взгляд матери, понял, что не шутка.
– Иногда всю правду знать не обязательно. У некоторых неокрепшая нервная система и очень подвижное воображение. – Лали- Рэй, как экскурсовод возле экспоната, показала рукой на сидящую на ветке Нэнси.
– Я буду обезьяной и на землю не спущусь, – заявила девочка.
– Да Логус с ними, с этими змеями, обезьянами! Моя основная мысль не об этом. Я о том, что не надо вмешиваться! Твой… друг или кто он тебе, не знаю… он сам разберется. Он Шаман! И вообще, если начистоту, не нравится он мне. От слова совсем!
Феюс еще кое-что хотел сказать, что-то очень убедительное, и даже рот для этого открыл… но на внетелесном уровне, слышимом только им, задрожала в неясных проблесках пробивающегося события зарождающаяся волна звука. Сначала она накатила легкими, шипящими пузырьками газировки, а затем, сложившись в мерцающий ручей, устремилась прямиком к Феюсу, что-то говоря на разные голоса. Феюс рефлекторно настроился на прием Потока, отключив суждения, и среди неясного бормотания различил:
– Думай нами, дыши нами! Думай нами, дыши нами! Думай…
Феюс вдохнул Поток, и он обернулся мелодией. Она просила, умоляла помочь, она печалилась и сожалела, она затягивала и убеждала. Присвоенная защитная оболочка уличного музыканта переводила посланный призыв на язык, понятный Феюсу, – язык чувств! Феюс сопротивлялся. Его разум подсказывал, что он не обязан верить этой музыке, у него есть своя и этого вполне достаточно.
В какой-то момент Управитель Потоков Логуса захотел снять, вошедшую так глубоко в его естество, защитную оболочку, но не смог. Судьба, рок, а может быть, и сам Великий Логус подталкивали Феюса к непростому решению – помочь тому, кто не был ему симпатичен, более того, кто вызывал резкое чувство отторжения. Не сказать, что решение возникло сразу, сначала оно висело вокруг Феюса несформированным полем, ожидая согласия. Он знал, что если сделает вид, будто не чувствует его, не понимает, то оно растворится, исчезнет, и их жизнь пойдет своим чередом, по совсем другому пути. Все внутри протестовало, но Поток был настойчив. Он затрагивал потаенные струны души, оплетал и убаюкивал бдительность. В конце концов, бдительность пошатнулась под гипнотическим влиянием и отворила кованые