силы сзади в коленный сустав Громова. Он подогнул ноги от удара.
– Выпрямится! – приказала она.
Громов медленно и нехотя вытянулся. Он был не низкого роста, но эта женщина была выше него. Посмотрел на неё снизу вверх с таким взглядом, словно его и вправду сейчас поимели.
– Вас ознакомили с правилами поведения при приёме?
– Не для меня…
– Отвечать на вопрос! Я тебе не школьный учитель – не изворачивайся. Как твоё имя?
– Лёха, – ответил Громов после паузы.
– Как твоё полное имя?
– Громов Алексей Фёдорович.
– Алексей, скажи – я нормально с тобой разговариваю?
– А это важно?
– Ответь – я разговариваю с тобой, как полагается?
– Не знаю я – как там у вас полагается…
– Может быть, я сказала тебе что-то неприличное? Может быть, я тебя избивала?
Громов молчал. Что тут ответишь? От удара дубинкой следа практически не останется, а наезжает она без оскорблений – не придерёшься. Но нельзя признаваться в этом – признак слабости. Он просто нагло улыбнулся ей.
– Нет. Я обращаюсь с тобой, соблюдая все правила. И лучше будет, если и ты будешь их соблюдать. А если не захочешь – карцер всегда открыт. Ты понял, что я сказала?
«Это противоестественно. Какая-то левая баба гонит на меня, говорит, что мне делать. Да ещё возмущается тому, что не по нраву, когда мне в туз37 лезут пальцами. Какого хера эти шмонки забыли здесь?! Баба – она должна, не знаю там – красится по три часа, ходить на свиданки в рестораны, раздвигать ноги, рожать детей, когда ей становится скучно жить, готовить борщи. А эти что тут забыли? Их собственный батя, видать, недоебал их в детстве, что они пришли сюда работать. Что они здесь делают? Раздают команды мужикам и лезут своими пальцами к ним в жопу. И это – нормально?! Всё к хренам перевернулось».
Громов сложил губы бантиком и чмокнул ими воздух. Офицер и правда была ничего – однако, ему очень хотелось расколоть ей голову.
Вообще, он в своей короткой жизни ещё не был близок с женщиной. С настоящей женщиной. Находился в том дурацком возрасте, когда парни хотят, а девочки сверстницы не дают (разве что у тебя есть вилла или дорогая машина – и то не все каждая на это согласится). Пользоваться услугами ночных бабочек, которые, за неимением взрослых клиентов, охотно ложились под молодёжь, он считал зазорным. Громов, как и всякий молодой парень, считал, что достаточно хорош для того, чтобы девушки сами за ним бегали. Однако такого в его жизни не было. Поэтому всё, что он только мог ощущать к противоположному полу – это неудовлетворённое желание, и, как следствие – злобу.
– Чего встали?! – крикнул кто-то из осужденных позади.
– Двигайтесь – яйца мёрзнут!
– Иди дальше, – вмешалась та, что обыскивала Громова.
Он и пошёл. Там была парикмахерская. Видимо, для того, чтобы не слишком смущать цирюльников – поверх тел голых заключённых надевались тканевое полотно, сшитое из того же материала, что и всё постельное бельё в