хоть и была непростой – но основал это маленькое дело, крал и продавал всё Тимоха. Риска у него было больше. Но и такой доли Громову хватало. Жил он со своими братом и сестрой небогато – но они и не голодали. Тимоха ещё подворовывал талоны на еду – так что жили они даже вполне не плохо.
Тимоха вообще бы настоящий босяк22. Он промышлял всем, чем только можно. Карманными кражами, сбытом краденного, продажей синтетических наркотиков, спекулировал продовольственными картами и дефицитными продуктами, даже угонял машины. Но при этом сам жил не очень богато, хотя имел солидный доход со своих дел. Просто была у него на полном содержании одна девушка. На неё у него уходило процентов семьдесят всех «честно заработанных». Громов недоумевал – как можно было такому парню, как Тимоха столько тратить на какую-то бабу. Но тот, на вопросы по этому поводу, всегда отвечал одинаково:
– Тебе не понять. Вот влюбишься…
Из воспоминаний о прошлом Громова выдернул металлический лязг дверного запора. В камеру вошла коридорная:
– Громов.
Тот, не вставая с нар, поднял правую руку.
– Есть, начальник.
Он специально не склонял это прозвище в женский род. Ему казалось, что он так ещё больше подчёркивает всю так и прущую наружу мужиковатость женского охранного состава.
– Завтра в три часа дня быть готовым для перевозки к основному месту отбывания наказания.
Коридорная вышла, громко захлопнув за собой дверь.
«Ну, неужели! Вот сволочь – даже не сказала, в какую зону этапируют. Опять ничего понятного. И с мыслями не будет ничего толкового».
Благо, что мужики в камере подсуетились его проводить. У них был запас чифира23. Они спрятали напиток в промежутке между плафоном электрического чайника и его декоративной непрозрачной облицовкой. Сварили в тот недолгий срок тогда, когда в СИЗО отключили электричество и все видеокамеры не работали. В общей суете сборов Михаил перелил чифир в чайник и поставил греться. Не доводя напиток до кипения, он выключил чайник и пригласил всю камеру сесть в круг и пустить чашку по кругу. Вкус у чифира был специфический – ведь изначально приготовлен он был уже давно – до того, как Громова поймали и отправили под суд. Ни у кого не получилось кайфануть. Однако сидельцы всё равно были довольны. Должно быть просто оттого, что делают что-то, запрещённое правилами. А может быть, просто от людского единения. Как когда всем весело после пикника, хотя все и попали под ливень после того, как уже выпили и съели всё мясо. Было просто приятно находиться именно с этими людьми.
На следующий день, в означенное время за Громовым пришёл конвой (опять-таки состоявший из грузных женщин). На прощание Михаил дал ему хорошего пинка. Он даже чуть не упал на пол, но схватился за край нар, стоявших в углу у выхода из камеры. Пожалуй, Михаил вложил в этот знак «чтоб больше не возвращался в тюрьму» немало и от себя.
– Бон вояж. Теперь выходи в большой мир. Да не опозорься, –