encore, et beaucoup trop peut – être;
Reste donc à brûler; vous en êtes le maître.
Mais du moins agréez l'hommage
De l'Apologue que voici
C'est moins que rien; mais Dieu merci,
Le mot m'en plaît; non pas parce qu'il est d'un sage,
Mais parce qu'il exprime un sentiment bien doux,
Sentiment propre à l'homme et propre à tous les âges,
Sentiment qu'on respire en lisant vos ouvrages,
Et beaucoup mieux encore en vivant avec vous.
I. Ксенократ[33] и воробей
Перепелятником гоним, дрожа как листик
Укрыться воробей стремился
На Ксенократовых коленях.
Философ чуткий, отгнув хитона край,
Малую пташку накрывает,
Чтоб после приютить и отогреть…
– Увы! – промолвил он, – дни всякого утечь стремятся прочь!
– Но слабым и невинным должен я помочь.
Poursuivi par un Épervier,
Un Moineau tout tremblant vint se réfugier
Sur les genoux de Xénocrate.
Le tendre Philosophe étendant son manteau,
En couvre le petit oiseau,
Puis dans son sein le réchaue et le flatte…
"Hélas! dit – il, on en veut à ses jours!..
Il est foible, innocent… Je lui dois mon secours."
II. Соловей и летучая мышь
Не в тени благовонной лилась песнь Филомелы[34];
Ах, несчастная! В клетке златой она пела;
Плачет ночь напролёт, молча день коротая.
А летучая мышь, что кругом отирается,
Молвит ей: "Для чего так журчать мелодично,
В те моменты, когда в природе затишье?
Коль не слышит никто – к чему надрываться?
Поверьте, вся нежность во тьме потеряется;
Спой-ка завтра." – "Ах!" – ей бедняжка ответила, —
"Песнь дневная моя – предтеча дурного,
Ведь из-за неё пленница я птицелова!
С тех пор днём беспечно, увы, уж не петь мне!»
Philoméle chantoit, non sous le doux ombrage;
La pauvre infortunée! elle chantoit en cage;
Encor c'étoit la nuit, se taisant tout le jour.
Une Chauve – Souris qui rodoit à l'entour,
Lui dit: Pourquoi cet éloquent murmure,
Quand tout se tait dans la nature?
Pourquoi t'égosiller quand on n'écoute plus?
Crois – moi, ces sons flutés dans l'ombre sont perdus;
Tu chanteras demain. Ah! reprit la pauvrette,
Mes chants durant le jour ont causé mon malheur,
Ils m'ont livrée à l'Oiseleur;
Le jour, depuis ce tems, Philomèle est muette.
III. Коза
Коза бородатая[35], денно и нощно взбираясь,
Со скалы на скалу, продиралась
Сквозь заросли, шерстью цепляясь за них,
На камнях, ветрами выщербленных,
Кто ж бороду сможет-то уберечь,
Когда до вершины обрывы одни да пропасти,
И как зубья торчат на дне обломки скал в трещинах,
Козу же опять вверх влечёт каприз мимолетности.
Слишком низко ей, коль она ещё не на вершине;
И только на пике она хочет лагерь раскинуть.
Эх, коза, дурная головушка,
Что прыжок твой шаг, что полёт прыжок,
Да неровный вышел последний шажок,
И вот кувырком да под горочку
Сверху вниз,
Той же дорогою к смерти от жизни.
Dame Barbe la Chèvre alloit toujours grimpant
De roc en roc, escaladant
Maint buisson où son poil accroche,
Et donnant contre mainte roche,