инфекции, либо от холеры. Он дал мне намного больше, чем просто жилье. Он подарил мне семью.
С трудом перевожу затаенное дыхание. Мысль о дяде будоражит затягивающуюся рану, но это не та боль, которая заставляет тебя лить слезы, выкручивая наизнанку. Это приятная боль. Боль воспоминаний.
– Старейшина не желает тебе зла. Он хочет уберечь всех от опасности.
– Посылая меня в отрезанные от цивилизации земли, кишащие какими-то тварями?
– С чего ты взяла? – он мотает головой. – С момента возведения стены прошел по меньшей мере век. В по нашим предположениям моровы, оставшиеся там, уже давно должны были вымереть.
– Правда?
– Всех людей эвакуировали в безопасную зону, скот выгнали. Запасы крови у моровов истощились еще полстолетия назад. Они просто не могли уцелеть. Так что тебе не о чем переживать.
Его слова меня немного успокаивают, а упоминание дядиных заслуг заставляет задуматься: стоит ли пойти по его стопам, нужно ли помочь сиринити в их благом деле? Быть может, это не такая уж глупая затея, как мне показалось на первый взгляд. В конце концов, дядя Ник бы именно так бы и поступил: отдал бы последний грош, чтобы только помочь другому. Как и Эми. В то время как я веду себя как полная эгоистка.
– Все настолько серьезно? – решаю изменить тему. – Я про вашу болезнь.
– Ты даже не представляешь.
– Но ведь есть и положительные стороны. Тебе больше семидесяти, а ты выглядишь лет на двадцать. Многие люди мечтают о таком.
– И, как и любой сказке, за дар приходится платить.
– Ты о чем? Разве делать инъекции так сложно?
– Сильвер, это не панацея. Приступы не просто проходят, они убивают, а если и нет, то изнуряют. Кислородное голодание может лишить тебя рассудка, даже если ты выживешь. Нам приходится постоянно носить с собой пробирки. Не взял шприц – считай, ты труп. Некоторым нужна инъекция каждые два часа. Два часа, понимаешь? Эти люди, – его рука обводит стены здания, – никогда не покидали поместья, боясь, что не успеют вовремя сделать укол. И то, что они проживут на пятьдесят лет больше, ничего не даст, ведь они никогда не увидят мир и все его красоты.
Как несправедливо. Если верить его словам, эти люди вынуждены страдать, и все из-за моровов. Они испортили не только их жизнь, но и мою тоже. Как же Эми? Неужели она останется монстром до конца жизни? Нет, она этого не заслужила. Должен быть способ вернуть ее, если она еще не лишилась рассудка.
– Что такое?
Он останавливается. Наверное, у меня ужасная гримаса на лице, раз он смотрит на меня как на раненого котенка.
– Волнуюсь за сестру. Боюсь, что не успею ей помочь. Думаешь, она уже…
– Вполне возможно, но есть шанс, что обращение не завершено.
– Как это вообще происходит? Разве можно просто изменить сущность человека?
– Никто не говорит, что это просто, но возможно. Понимаешь, – он останавливается, откидывает серебряную прядь со лба, – кровь моровов, как яд. Она изменяет человеческое ДНК. Организм начинает