ручищи Такаси и продолжила:
– Повеселись, раз выпала возможность!
– Ну не знаю, – откликнулась Мисаки, прихлебывая четвертую чашечку. – Он же наш клиент…
– А у вас есть какие-то правила на этот счет?
– Нет, но…
– Ты ж сто лет не ходила на свидания?
– Да, но…
– И ты, кажется, жаловалась, что новых людей не видишь. Это шанс, я тебе говорю!
– Ну какой же он «новый человек»…
Тут у Такаси лопнуло терпение, и он громко цокнул языком:
– Так, ну-ка завязывай! Тоже мне, военный стратег! А ты, Мисаки?! Новых людей ей подавай! А кто хотел себя с лучшей стороны показать? Или ты на работе ворон считаешь, потому что о мужиках думаешь?
Такого комментария Мисаки снести уже не смогла и впилась в брата взглядом:
– С дуба рухнул? Но любви-то все равно хочется, мне ж всего двадцать три!
– Вот и иди на свидание! – тут же наставила ее Аяно.
– Какое же это свидание?!
– А что тогда?
– Ну… – Девушка задумалась, подбирая слова, и осушила чашку. – Компенсация ущерба, вот!
И с этими словами она убежала на второй этаж.
Там они с братом жили. Слева от скрипучей лестницы располагалась гостиная, а дальше по коридору – кухня и ванная. В самом конце находились комнаты Такаси и Мисаки. На двоих им хватало места за глаза.
Девушка отодвинула неподатливую фусуму[7] и рухнула на кровать. Хотелось уснуть, не смывая макияж. Мисаки перевернулась в постели и уставилась на лампу под потолком. Комнату в свое время переделали на западный манер, но абажур менять не стали, и тот выбивался из интерьера. Глядя на флюоресцентную лампу в слегка пожелтевшем абажуре, девушка вздохнула.
Аяно, конечно, права, Мисаки сто лет не ходила на свидания…
В последние годы как-то совершенно не складывалось. В старшей школе Мисаки еще встречалась с одним парнем. Но родители умерли, и она не хотела висеть на шее у брата, так что тут же нашла подработку, а вечерами часто помогала в «Ариакэ-я». И парень бросил ее со словами, что та слишком много работает, и он не чувствует рядом с ней дыхания юности. До сих пор девушку это бесило. Конечно, она много работала: денег-то никто просто так не оставил!
Потом Мисаки пошла в училище, и дел не убавилось. Даже стало больше. Брат оплатил учебу, но материалы для занятий – ножницы, головы-манекены, полотенца, термобумага – тоже стоили денег. Так что у Мисаки едва оставалось хоть какое-то время между работой и подработкой, и о любви она, конечно же, даже не мечтала. Но все это, разумеется, отговорки. Вообще-то она просто жалела силы на отношения.
После долгого перерыва сложно обустроить личную жизнь. Особенно когда прошлые отношения закончились на такой дурацкой ноте – это отбивало всякую охоту пробовать еще раз. Так чувствует себя питчер, когда стоит посреди поля, и матч уже, считай, проигран, а от него требуют подавать следующий мяч. Вот и Мисаки: в первый же год рабочей жизни ее пригласил погулять парикмахер из соседнего салона – но он так пылко добивался внимания, что в конце концов девушка струсила