голубей и непременно научиться так же лихо свистеть, как это делал Витька.
Стоя с запрокинутой вверх головой, Илюша не заметил, как рядом с ним очутилась Валька-вундеркиндша. Так окрестили её родители, гордые тем, что их дочка не по годам развита и может строить очень сложные и учёные фразы такие, что даже взрослые порой удивлялись и восхищались. Ребятня тоже представить себе не могли, откуда она знает такие учёные слова, но кличку её подхватили и повторяли к месту и не к месту всем двором, сначала вообще не понимали, что это слово означает или понимали лишь приблизительно.
Кличку, впрочем, быстро перекроили, и получилось смешнее – «киндервудка», что особенно нравилось Витьке, потому как очень походило на «вутку», то есть «утку».
И вот эта самая Валька неожиданно оказалась рядом с Илюшей и Костиком. Вопреки своему интеллигентскому воспитанию она решила-таки одним глазком взглянуть на голубятню, о которой все пацаны во дворе взахлёб рассказывали. И на голубей, конечно, уж больно они были красивые.
Витька, заметив ее, заорал на весь двор:
– Ёлки-палки! Киндервудка явилась! Как вы решились к нам, неотёсанным?
Валька обижено поджала и без того тонкие губы и отошла на три шага от голубятни – она ведь была культурная.
– Такого слова нет, я ведь тебе уже объясняла.
– Есть, есть, просто ты его не знаешь! – возразил Витька.
Валька пожала плечиками.
– Этим ты только расписываешься в своём бескультурье, – сказала надменно.
– Я не расписываюсь, это начальники расписываются, вроде твоего отца! – Витька за словом в карман никогда не лез.
Валька хмыкнула и гордым шагом направилась к дому.
– Киндервудка пошла к себе в будку! – вдогонку ей крикнул Витька и торжествующе засмеялся.
Илюша мысленно похвалил его, молодец, Витька, давай, давай, у него были свои счёты с этой девчонкой. Они были ровесники, но она ходила уже во второй класс, а Илюша только в первый: в деревне, где он прожил почти все военный годы, не было школы. А в соседнюю, где школа имелась нужно было идти верст двадцать.
Валька остановилась у дверей подъезда, обернулась и посмотрела на Витьку.
– Нет, ты никогда не научишься правильно произносить это слово. Хотя бы потому, что оно немецкое! – гордо произнесла.
Это было как гром среди ясного неба. Что, что она сказала? Немецкое? Одно упоминание о чём-то немецком вызывало у ребят ненависть. И даже Костик, ничего, впрочем, ещё не понимавший и тот насупился. А Илюша – тем более, ведь они убили его отца! И вдруг эта девчонка так открыто заявляет, что это слово – немецкое! Да как говорит-то, чуть ли не с гордостью.
У Илюши сжались кулаки.
– Немецкое-е… – протянул Витька и сплюнул сквозь зубы. – И ты этим хвалишься? Ах, ты… – и он выдал такое ругательство, что, наверно, умудренные жизнью мужики и те позавидовали бы.
Тут растворилось окно Валькиной квартиры – они жили на втором этаже, – и её бабушка крикнула:
– Валя!