бы ничего, только с тех пор рука моя отсохла, а сам я стал калекой. Лихой казак из обоза так перекрестил меня оглоблей, что у меня не только рука выскочила из плеча, но и ноги отнялись. Мои сподвижники разбежались, а я остался лежать один на морозе. Но на мое счастье меня подобрал старый китаец. Искалеченного и замершего он перетащил меня в свое жилище в лесу, где и оставил меня до полного излечения. Он поставил на ноги, но я остался калекой на всю жизнь. Я стал хромым и горбатым, а левая рука болталась веревкой на разбитом плече. Старый Дзинь, так звали моего спасителя, успокаивал меня, утверждая, что тело у человека не самое важное, главное в нем душа. Очень уж он сокрушался по этому поводу, считая, что он не долечил мне душу. Он учил меня добру и смирению, терпению и любви, он рассказывал мне о Конфуции и мудрых китайцах, он приводил примеры из Библии и пересказывал притчи Иисуса Христа. Но я его не слышал. Я хотел только одного – отомстить всему миру за свою искалеченную жизнь.
Прожил я у него до весны и когда совсем потеплело, ушел даже не поблагодарив своего спасителя. Я ушел совсем и навсегда, но спустя время, я очень часто вспоминал его умные наставления. В тайге я нашел бывших сподвижников и взялся за старое ремесло. В шайке меня уважали и даже побаивались за крутой нрав и особую жестокость. Очень уж я ловко рубил головы людям своей правой рукой.
Митяй с азартом рассказывал нам свою страшную историю, а мы с Дашей время от времени переглядывались и пожимали плечами.
– Еще много «подвигов» я успел совершить за свою короткую и непутевую жизнь, – продолжал Митяй, – но я остановлюсь на главном.
– Этот случай перевернул всю мою дальнейшую жизнь. Случилось это лет пять назад, а то и больше назад. К тому времени наша шайка превратилась в большое разношерстное войско разбойников. Кого в нем только не было. Были в нем и татары и русские, монголы и грузины, были украинцы и даже евреи. По вечерам одни молились Аллаху, другие Иисусу, а третьи Будде или еще кому. Я же никому не молился, потому что не верил никакому Богу. В лесу, когда я ушел от старого китайца, я был зол на весь белый свет. Я считал, что Бог ко мне был несправедлив, что Он незаслуженно меня наказал, сделав меня калекой. Тогда в гневе я выбросил свой нательный крест и талисман старого Дзиня. Я отказался от Иисуса и от Бога вообще.
Теперь, глядя на своих друзей – разбойников, мне было трудно понять этих убийц, которые лицемерили перед своими богами. Сегодня они молили его о прощении, а завтра уходили убивать ни в чем неповинных людей, ради своей наживы. «Богу молитесь, а черту кланяетесь!», – часто посмеивался я над ними. Кто-то обижался, а кто-то пытался оправдаться, рассказывая мне всякие небылицы.
Митяй вдруг закашлялся и потянулся к миске с водой.
Даша, воспользовавшись случаем, тихо прошептала мне на ухо:
– Мне страшно.
– Не надо бояться, – успокаивал Митяй, – этого злодея больше нет.
Выпив воды, он продолжил свой рассказ:
– Как я уже говорил, к тому времени наша банда стала большой силой, и мы