После все собираются за обеденным столом. Обед проходит на открытом воздухе, с видом на виноградник, гигантские кашпо в деревенском стиле и идеальной формы топиарии, над которыми до сих пор жужжат жирные пчелы. Сервировка выглядит как с картинки. Я слышу пьянящие ароматы сосны и можжевельника, свежий вечерний воздух ласкает мои обнаженные руки. Над нами возвышается двухсотпятидесятилетний платан, который является символом шато, давшим ему название – Chateau du Platane. Мой дедушка однажды сказал мне, что у нас самый большой платан в Провансе. Раньше мы с ним сидели под этим деревом, за столом, которого давно нет, и играли в «Монополию».
Здесь шепот прошлого звучит еще громче. Я поправляю повязку для волос, чтобы она не давила на уши, и осматриваю стол. Скатерть приятного бело-голубого оттенка с искусными узорами. Бронзовые подносы с маленькими терракотовыми вазочками с желтыми и белыми цветами и маленькие серебряные чашечки с букетиками лаванды. Остальная часть стола выдержана в той же гамме: синий цветочный узор на белом фарфоре с золотой каймой; накрахмаленные льняные салфетки в тон; золотые столовые приборы. Бежевые плетеные кресла, большие и удобные, с белыми подушками, на которых вышиты деревья в голубых тонах. Все продумано: Grand-mère не оставляет места случайностям. Сегодня вечером, как и на всех ужинах в шато, вино будет доливаться из кувшинов, когда в бокале еще останется несколько дюймов, так что вы никогда не будете уверены, сколько именно вы выпили.
Мы расселись. Вечер начинаем с вина. Моя голова гудит от множества мыслей. Например, о садовнике, который не знает самых элементарных фактов о местной вишне. Что бы это значило?
Начинают подавать еду. Арабель ставит перед нами свой фирменный bouillabaisse[30], рассказывая, как его готовят из окуня, морской малиновки и морских угрей в томатном бульоне с апельсиновой цедрой, фенхелем и шафраном. Мне нравится слушать, как она представляет свои блюда. В ее декламации, в ее тоне есть что-то необычайно умиротворяющее. И сейчас – один из редких случаев на этой неделе, когда моя нервная система расслабляется.
– Помните, как мы прикатили в Париж, такие бестолковые? – спрашивает Викс, отламывая кусочек fougasse – хлебную лепешку с оливками и прованскими травами.
Я пробую bouillabaisse и посылаю Арабель поцелуй шеф-повара[31]:
– Божественно, Бель!
– Божественно! – вторят остальные девушки.
– Хорошо, позвольте я продолжу – говорит Викс, возвращаясь к делам двадцатилетней давности. Всякий раз, когда мы вчетвером собираемся вместе, это случается неизбежно. – Это было в начале девяностых. У нас не было смартфонов, только кнопочные Nokia. Мы отправились в Париж, с этими, как их… Какие у нас были путеводители?
– Lonely Planet[32]. – Я смеюсь, потом вздыхаю. – Они были точно кирпичи в моем рюкзаке.
– Да! Я годами умоляла своих родителей об этой поездке. – Викс замолкает, и я знаю, что ее снова охватывает чувство вины. У ее родителей не было денег, но Викс – их драгоценный, единственный ребенок. Давайте будем реалистами – никому не нужно учиться за границей, чтобы