прикрытый от моросящего дождика куском рогожи. И вереница подвод тронулась в путь, в глубь России. Только тогда сообразил, что спешке даже позабыл дома шапку…
Конечно, я уж много слышал о дедушке – от мамы и родственников, – о его удивительной жизни, настоящего христианского праведника и отшельника-монаха. Он живет совершенно один, в глухом лесу, в маленькой избенке. Многие даже считают его святым… Уверен, так оно и есть, и не знаю, куда деваться от нетерпения: так хочется поскорее оказаться в чудесном скиту, хранимого единственно силой Иисусовой молитвы, среди непролазном чащи… Вот приключение так приключение!
Двое суток я трясусь в обозе, который едва тащится по тракту. Нет худа без добра: за эти два дня я отлично выспался и отъелся. На третий день меня вдруг ссаживают с телеги, суют в руки узелок с едой и гостинцами и мой мешок и, весьма туманно объяснив дорогу, еще более неопределенно машут рукой в сторону чернеющего вдали леса: «Тебе вона куда, паренек, чай не заплутаешь!..», оставляют одного у заросшего бурьяном проселка. Еще несколько верст приходится топать пешком в указанном направлении.
Как бы там ни было, я успешно пересекаю несеянное поле, пустоши на месте лесных вырубок, молодую березовую рощу, вхожу в лес, который вблизи не такой уж густой и темный, перебираюсь через ручей и сразу за балкой вижу дедушкину избушку, а перед ней и его самого – моего крестного, радостно улыбающегося, как будто нарочно поджидающего меня.
– Ну, вот ты и приехал, сынок, слава Богу, – говорит он.
– Вашими молитвами, милый дедушка, – говорю я.
Вот, начинаю я жить в берлоге у крестного, а он начинает учить меня жизни и уму-разуму.
Дедушка старый-престарый, весь в глубоких морщинах, а в черной как смоль бороде и волосах седина сверкает, словно морозный иней. Про времена царя Гороха дедушка говорит с таким чувством и силой, словно это было вчера, Особенно нравятся мне его рассказы о том, какими были встарь благочестие и монашеская жизнь. Если монахи жили среди людей, то их часто оскорбляли и обижали. Поэтому многие стали скрываться в далеких краях, тихих и живописных, селились в потайных пещерках где-нибудь в лесу или у воды и с мирскими людьми почти не общались. Но главное – для того чтобы остаться наедине с Господом.
Дедушка также много расспрашивает меня самого – про школу, про жизнь в Москве. Я люблю ему рассказывать, потому что ему всё интересно. Подперев ладонью щеку, он очень внимательно слушает. Я рассказываю, что детям у нас только бы проказничать, а Иисусовой молитвы из них и не знает никто. Про то, что у нас большинство людей враждебно относятся к церкви, хотя ничего не понимают, да и не хотят понимать о ней. Христиан почти нет. Неужели так и во всей России?
Как ни странно, дедушка слушает спокойно.
– Ничего, – говорит он, – Бог им судья. Лучше о своей душе пекись!
Неподалеку от дедушкиной