человека русскаго более притягивает блеск и мишура столиц, нежели дивная манящая красота родной природы? Отчего его как котёнка непременно нужно ткнуть носом в сказочную первозданность лугов и перелесков, чтобы он, удивленно открыв глаза увидел её, и забыв о сословии и рангах, побежал по лугу, раскинув руки, упал бы в травы и лежал бы там, вдыхая их блаженный аромат и глядя в небо. Вот что дает настоящий прилив сил и бодрости, вот что возвращает к жизни, вдохновляет и делает тебя человеком…
Довелось мне по делам служебным гостить с Анной в имении дворянина Шеншина на Орловщине. Милая Анна часы проводила, бродя по полянам и оврагам вокруг имения, собирала цветы, пока мы вели всякого рода служебные разговоры, да между делом прикладывались к бокальчику изумительного домашнего вина. И я, признаться, и дальше не обращал бы внимания на великолепие окружающей природы, и относился бы к нему, как к должной обстановке, интерьеру дома, если бы Анна не ткнула меня, как нашкодившего котенка носом.
«Как можно не видеть такая красота? Давай покуповать дом! Маленький. Не дворец! Просто дом!» – твердила она после посещения нами имения Василия Неофитовича. «А как же моя служба, Аннушка?» – спрашивал я. «К черту служба!» – и она заливалась детским смехом и кружилась вокруг себя. И позже, всякий раз, попадая в какое-либо поместье, она силой уводила меня в лес, в луга и я невольно стал присматриваться к этим пейзажам, всё больше и больше влюбляясь в них. В конце концов я сдался, и наведя справки, приобрел ко дню её рождения небольшое, пришедшее в запустение имение. А еще через некоторое время подал рапорт об отставке и, надо сказать не без удовольствия окунулся в деревенскую жизнь. Анна была счастлива! А глядя на неё и сам я становился счастливее.»
Следующие три листа были посвящены строительству дома, закладке флигеля, разведению лошадей, а также содержали цифры доходов и прибылей имения вперемешку с весьма свободными мыслями о налоговых обязательствах. Графиня пробежала глазами эти записи, не задерживаясь на подробностях, однако следующий лист поглотил её внимание.
«Совершенной неожиданностью для меня в один из сентябрьских дней 1819 года стал визит корнета Плахова. Того самого Плахова, которого я посылал за кольцом для Анны, того самого, кто однажды вытащил меня на поле сражения из-под раненой лошади. Откупорили шампанского за встречу, и весь вечер сидели на террасе, предаваясь воспоминаниям о былых днях, походах и победах. Более в том, надо признаться, преуспел я. Трещал без умолку, что тетерев, не боясь наскучить своему гостю. Корнет же напротив, был молчалив и мрачен, больше слушал, но я отнес это на усталость от дальней дороги… Было далеко за полночь, когда мы разошлись по комнатам. Я, все еще пребывая в воспоминаниях, долго не мог уснуть. В голове раздавался топот копыт, гром пушек, лязганье шашек, но признаться по чести, не хотелось бы мне сейчас поменять свою тихую деревенскую жизнь на самые неистовые баталии. Внезапный крик Анны из соседней комнаты вывел