Да, у него сейчас наши паспорта, но тогда, чуть раньше, он не слышал, как меня зовут. А в кафе он только с Катей познакомился.
Я аж холодею, понимая, что этот человек не просто какой-нибудь сутенер, кем он, я почти уверена, и является, а мы, судя по сложившейся обстановке, теперь его работницы, но и настоящий маньяк, отбитый на всю голову. Он следил за нами, выбирал и решил получить именно нас!
И в эту секунду женщина, зайдя за ширму к столику с инструментами, надевает голубые перчатки и громко щелкает латексом на запястьях, выбивает облачко талька и закашливается. И мы с Катей крутим головами то на длиннопалого, то на нее и обратно.
– Что итак? – почти шепотом спрашивает подруга?
– Начнем!
***
– Что? Мой папа с тебя шкуру живьем сдерет, ты понял? Козлина!
– Угомонись, сука, никто тебя не станет даже искать. – Он поворачивает компьютер к нам монитором и показывает. – Я все о тебе знаю. У тебя только мать осталась, и та тебя не особо жалует. А ты, – тычет на меня пальцем, – вообще круглая сиротка. Так что прекращайте ломать комедию.
– Чего тебе от меня надо, хлыщ? – повторяет она, вскакивая на ноги. – Ну узнал ты о нас что-то, но не все!
И пока мужик улыбается, не торопясь отвечать, грузная женщина сбоку рокочет:
– Вот ты, самая дерзкая и непонятливая, будешь следующей, а сперва посмотришь. Гляди, болтать и вопросов меньше задавать будешь. А пока раздевайтесь. Полностью. Осмотрим вас.
Я хлопаю глазами, кажется, попадая в полнейший шок, открываю и закрываю рот, но произнести ничего не могу.
– Давай, малышка, – обращается она ко мне. – Ты первая. Раздевайся скорее и иди сюда. Мне некогда с вами тут сюсюкаться.
– Я? – наконец выдавливаю из себя звук. – Не нужно ничего со мной делать, пожалуйста.
– Деточка, если тебе кажется, что этот дядя грубый, то ты ошибаешься. Больнее всего могу сделать только я. И не заставляй меня нервничать. А то у меня руки начинают тогда дрожать, – злорадно посмеивается женщина.
– Но я не хочу, – скулю я, обращаясь больше сама к себе.
– Поднимайся сама, спускай все свои шмотки и иди вставай на кушетку, или Антон тебе поможет! – гаркает тётка. – Да, Антоша?
Тот прочищает горло, как бы говоря, что он готов, конечно, «помочь мне взять себя в руки». Ясно, что выбора нет. Приходится повиноваться. Начинаю расстегивать верхние пуговицы блузки, и Катя ловит меня за руку:
– Ты чего делаешь? Не слушай ты этих козлов, – шепчет она и поглядывает на длиннопалого.
А тот дает отмашку Антону, только пальцем поведя, и этот здоровяк хватает Катю одной рукой за волосы, а другой с нормального такого замаха бьет ей под дых, что бедняжка выплевывает весь воздух из легких и падает на пол, скрючившись.
Я только и успеваю взвизгнуть, но прикрываю ладошкой рот, чтобы не начать орать со страху во всю глотку. А из глаз просто как из крана плещут слезы.
И с первым шагом этого вышибалы в мою сторону я выставляю руки перед ним, отступаю на шаг, глотаю вязкую слюну