не давал спокойно жить: он то пропадал и, казалось, больше не вернётся, то внезапно появлялся и мучил одним своим присутствием. Не давая спокойно уснуть без сомнительного самоанализа, Скотос продолжал припоминать Винину о том, что тот пожелал бы забыть, обвинял во всём, в чём можно и нельзя, утверждал, что ему не стоит жить, что он всех напрягает и раздражает то словами, то поведением и проч.
– С твоим скверным характером и навязчивостью всем очень трудно! – говорил «зверь». – Тебе не стоит жить на этом свете, иначе все будут страдать по твоей вине. Ой, получается, ты возомнил себя важным и что именно из-за тебя всем плохо! И каков же вывод? Слишком эгоистично размышляешь.
Лука, мягко говоря, поражался противоречивостью старшего брата, что сам медленно сходил с ума. Не выдерживая, он начинал кричать на брата, стараясь удерживать все бранные слова при себе, и, брызжа слюной, спорил с ним и попутно успокаивал Винина. К слову, Винин больше страдал от их споров, нежели от Скотоса, но ему ничего не оставалось, кроме как молчаливо терпеть.
«Мысли» спорили даже тогда, когда он общался с кем-либо, выходил на улицу по делам или на прогулку и когда работал. Энгель видел, как его друг пребывал с подавленном настроении, и постоянно спрашивал, что с ним происходит, на что Винин решил отмалчиваться, пытаться делать вид, что с ним всё в порядке, и никого не беспокоить своими тараканами в голове.
К счастью, с течением времени споры вспыхивали реже и, когда его не тревожило ни чувство вины, ни опустошение, мир в мгновенье обретал краски. На душе становилось так радостно и легко, что он невольно себя спрашивал: «А почему, собственно, я страдал? Всё ведь хорошо!»
И, окрылённый таким счастливым настроением, Винин зашёл в забегаловку «Блэк & Уайт».
Погода на улице стояла наипрекраснейшая, – под стать настроению писателя. Люди выходили из подъездов насладиться тёплым солнцем, пообедать на природе, прогуляться с друзьями или в одиночестве. И в немаленьком здании забегаловки толпился народ. Все места внутри были заняты, приходилось есть стоя или выходить на улицу искать свободную скамью.
Простояв в очереди минут десять, расплатившись и забрав поднос с едой, Винин собирался выйти наружу, когда его окликнули из тёмного угла. Он сразу же узнал Родиона, своего весьма необычного друга, с которым он постоянно обедал. Знакомы они были год или два, если не больше, и впервые встретились в забегаловке достаточно необычным образом.
Однажды Винин, как обычно, занял столик в самом неприметном углу. Посетителей в тот вечер было немного, и почти все места пустовали, однако Родион подсел к нему. Винин удивился, но продолжил ужинать. Полчаса они просидели в неловкой тишине, пока Родион внезапно не начал разговор о литературе и, к приятному удивлению, их книжные предпочтения, мысли и мнения во многом совпали. Порой писатель между фразами вставлял шутки, понятные только им двоим, над которыми его визави по-настоящему смеялся.
Немного приостановимся, чтобы очертить Родиона. Он был молодым человеком двадцати трёх лет, т. е. младше Винина на два года, но выше его на полголовы. Телом он был спортивен, нравом замкнутым и спокойным. Он работал