разобрались, – улыбнулся Холмс. – Теперь обертка. Коричневая бумага с отчетливым запахом кофе. Как, вы не заметили? По-моему, очень отчетливый запах. Адрес написан печатными буквами, но очень небрежно. «Мисс С. Кушинг, Кросс-стрит, Кройдон» писалось широким пером, возможно «рондо»[7], и очень плохими чернилами. Слово «Кройдон» вначале было написано через «т», которую потом исправили на «д». Следовательно, адрес писал мужчина (почерк, несомненно, мужской), малообразованный и не бывавший в Кройдоне. Пока неплохо! Коробка желтая, картонная, емкостью полфунта, из-под паточного табака. Ничего примечательного, кроме двух отпечатков больших пальцев руки на нижней стороне в левом углу. Наполнена крупной солью. Соль такого качества используется в производстве, например для хранения кож. А в ней и само необычное вложение.
С этими словами он вынул из коробки два человеческих уха и, положив их на крышку коробки у себя на коленях, внимательно изучил. Лестрейд с одной стороны и я с другой тоже подались вперед и стали рассматривать эти страшные предметы, время от времени поглядывая на напряженное, сосредоточенное лицо Холмса. Потом он вернул их в коробку и ненадолго задумался.
– Вы, конечно, заметили, что это уши разных людей, – наконец заговорил он.
– Да, я это заметил. Но если все это шутка каких-то студентов, имеющих доступ к секционному залу, им было несложно раздобыть непарные уши.
– Верно, только это не шутка.
– Вы в этом уверены?
– Почти да. В секционных залах в тела для сохранности вводят специальную жидкость. На этих ушах ее следов я не увидел. К тому же они довольно свежие. Отрезаны тупым инструментом, что вряд ли бы произошло, если бы это делали студенты. Кроме того, чтобы сохранить их, медику вряд ли пришло бы в голову использовать грубую соль, в первую очередь он бы подумал о растворе карболки[8] или спирте. Повторяю, мы имеем дело не с розыгрышем, а с серьезным преступлением.
Легкий холодок прошел по всему моему телу, когда я услышал эти слова моего компаньона и увидел, каким серьезным сделалось его лицо. Столь мрачное вступление, казалось, предвещало нечто невыразимо ужасное и загадочное. Однако Лестрейд лишь недоверчиво покачал головой.
– Несомненно, версия со студентами имеет свои недостатки, – сказал он, – но любая другая версия вызывает еще больше сомнений. Нам известно, что эта уважаемая женщина последние двадцать лет тихо жила в Пендже, а потом здесь. За все это время она из дому дольше чем на день не отлучалась. Зачем какому-то преступнику слать ей прямые доказательства своей вины, тем более, по ее словам, она (в том случае, если, конечно же, она не гениальная актриса) не больше нашего знает, что все это означает?
– Именно эту загадку нам и предстоит разгадать, – ответил Холмс. – Я собираюсь приступить к делу на основании предположения, что мои выводы верны и мы имеем дело с двойным убийством. Одно из этих ушей женское. Оно меньше, изящнее, и мочка у него проколота для серьги.