когда им сообщают об истинной природе их недуга, а могут счесть оскорбительным и прописанное им лекарство.
– Я не просил вас прописывать мне лекарство.
– Вот как? Тогда, значит, вы – тот самый мастер Кокс, который послал через Бетайю записку? К вашему сведению, это стоило ей места. Вдобавок это очень глупое письмо.
– Такое поведение недостойно джентльмена, сэр, – вы перехватили письмо, вскрыли его и прочли слова, не для вас предназначенные.
– Безусловно, не для меня! – согласился мистер Гибсон, и по его лицу промелькнула легкая улыбка, не замеченная негодующим мистером Коксом. – Когда-то, помню, считалось, что я весьма недурен собой, и смею сказать, я был не меньшим фатом, чем всякий другой в двадцать лет, но даже тогда я едва ли поверил бы, что все эти очаровательные комплименты адресованы мне.
– Это поведение недостойно джентльмена, сэр, – запинаясь, повторил мистер Кокс. Он собирался сказать что-то еще, но мистер Гибсон опередил его:
– И позвольте вам сказать, молодой человек, – в голосе мистера Гибсона появилась внезапная суровость, – что ваш поступок можно извинить, только принимая во внимание ваш юный возраст и крайнее невежество в том, что считается законами семейной чести. Я принял вас в свой дом как члена семьи… вы склонили одну из моих служанок… подкупив ее, несомненно…
– Ей-богу, сэр! Я не давал ей ни пенни.
– Так вам надо было это сделать. Всегда следует платить тем, кто делает за вас грязную работу.
– Только что, сэр, вы назвали это подкупом, – пробормотал мистер Кокс.
Не обращая внимания на его слова, мистер Гибсон продолжал:
– …склонили одну из моих служанок, заставив рисковать своим местом – даже не предложив ей за это ни малейшей компенсации, – тайно передать письмо моей дочери, совсем еще ребенку.
– Мисс Гибсон почти семнадцать лет, сэр! Я сам слышал, как вы это на днях говорили, – возразил двадцатилетний мистер Кокс. И снова мистер Гибсон пропустил мимо ушей его замечание:
– Вам было нежелательно, чтобы это письмо увидел ее отец, который доверился, безусловно, вашей чести, приняв вас в свой дом. Сын вашего отца – я хорошо знаю майора Кокса – должен был прийти ко мне и сказать честно и открыто: «Мистер Гибсон, я люблю – или воображаю, что люблю, – вашу дочь. Я не считаю правильным скрывать это от вас, хотя я не способен заработать ни пенни, и, так как не могу в ближайшие годы рассчитывать на возможность самостоятельно прокормить даже самого себя, я ни слова не скажу о моих чувствах – или моих воображаемых чувствах – самой молодой леди». Вот что должен был сказать сын вашего отца, хотя, разумеется, еще лучше была бы пара гранов сдержанного молчания.
– А если бы я сказал так, сэр… наверно, мне следовало сказать так, – спросил мистер Кокс с торопливым беспокойством, – что бы вы ответили? Вы отнеслись бы с сочувствием к моей любви, сэр?
– Скорее