смотрю, страх потеряли…
Глава 11.
Повествующая о проблемах личной жизни и нелюбви женщин к неопределенности
Если яд невкусный, Холодно топиться… Можно спрыгнуть с крыши, На крайняк – жениться[6].
Маг первого ранга Алексей Дмитриевич Лешановский, прозванный Лешим по совокупности признаков, успел присесть и увернуться. Фарфоровая ваза, просвистев над ухом, врезалась в стену. Столкновения, само собой, ваза не пережила и брызнула осколками во все стороны.
– Сволочь! – крикнула пока все еще подруга Алексея Дмитриевича и следом за вазой отправила блюдо. Фрукты предварительно стряхнула, и оранжевые мячики мандаринов весело покатились во все стороны.
Ангелина же, взвесив блюдо на руке, крутанула его, запустив в Лешего. Леший, запоздало вспомнив, что все-таки является магом и не из простых, выставил щит.
– Какая же ты сволочь!
– Почему?! – возопил он, поскольку классическая логика, зачет по которой Алексей Дмитриевич сдал, пусть и не с первого раза, но все-таки, подсказывала, что в нынешней ситуации сволочь – совсем не он.
– Это ты виноват! – Ангелина Анатольевна огляделась и рука её потянулась к бутылке шампанского.
Открытой.
Начатой.
И неплохого же шампанского. Именно поэтому использовать бутылку не по прямому назначению было жаль. Что-то подсказывало, что пригодится оно.
Да и щит опять же.
Щиты у Лешего получались отменные.
– В чем?! – Леший разогнулся и тоже покосился на бутылку, раздумывая, успеет он добраться первым или нет.
И вовсе…
Дурацкая же ситуация.
Со службы сорвался, вспомнил, что годовщина. Вроде как. С датами у него сложно было, но тут вдруг явственно пришло понимание – она самая. Леший и подменился, благо, во дворце все было тихо. За цветами заехал и тортом. Торт теперь обнюхивала Мимоза, Ангелинина собаченция, существо мелкое и пакостливое, и отчего-то люто невзлюбившее Лешего.
Взаимно.
Цветы…
Цветы улетели за придурком, которого Леший обнаружил в гостиной, на своем диване сидящим и в виде, пусть не вовсе голом, но не оставляющим пространства для альтернативной интерпретации происходящего. Теперь-то Леший даже слегка занервничал: оно-то всего второй этаж, но мало ли… не приведи Боже, шею свернет или чего другого сломает, и потом выставят, будто это он, Леший, членовредительствовал.
– Ты… ты… – Ангелина, раскрасневшаяся, была хороша. Как и в тот день, когда Леший впервые её увидал.
Светлые волосы.
Синие очи.
Ресницы трепещут. Румянец горит.
Она вытянула руку и пальцем указала на дверь.
– Убирайся!
– Вообще-то, – ярость отступала, обида оставалась, а с нею детское почти непонимание. За что она так-то? Ладно, любви у нее никогда-то особой не было, это Леший чуял. У него, если так-то, то тоже. Ну какая