приезд.
Тепло разлилось по ее лицу, она очень лелеяла эту колоду, потому что она была ее единственным советчиком в моменты полного одиночества, когда даже луна кажется врагом, гневно глядящим с неба круглым глазом.
Иногда она вела с ними долгие разговоры, гневаясь, обвиняя и не принимая их ответы.
Но ее любимым моментом взаимодействия с таро было, когда Дин доставал карту для нее. В этом была особая степень интимности, ведь она будто показывала ему – мне нечего от тебя скрывать, читай мою карту.
Лизи часто вспоминала, как это было – шаг за шагом они становились ближе. Фраза за фразой. Она видела, что его душа все же тянулась к ней, вопреки всем его словам.
Сделав шаг в ее сторону, он делал два назад, а иногда начинал бежать на неё, чтобы схватить и унести на своих руках. То, что происходило потом всегда было безумием, настолько колоссальных масштабов, что затем ему всегда приходилось уходить надолго.
Дин был обычным человеком, который боялся близости. Все боятся. Если не боятся, значит наивны и неопытны, а наивностью можно восхищаться лишь на расстоянии, ведь когда имеешь с ней дело лично она как оскомина постоянно напоминает – здесь тебе придется очень постараться, чтобы хоть чему-то научиться.
Сперва Лизи пугало, что он уходит. Пока однажды она сама не почувствовала, что чувствует его слишком ярко внутри своей души, груди и прочих влажных органов. И тогда она дразнила Дина, зная, что лучший способ потерять его – отдаться полностью.
Как бы сильно Лизи его не хотела, она удерживала узды своих фантазий, потому что потерять его было страшнее, чем не удовлетворить желание.
Но всегда наступал момент, когда Дина становилось слишком много внутри нее, и единственный известный ей способ освободить это пространство для себя – было потратить впустую переполняющее её желание, провести вечер вместе, стирая все границы и барьеры.
Лизи знала, что после этого она потеряет его на долгое время и шла на этот шаг осмысленно.
Ей нужно было одиночество. Ведь в голове и чувствах был хаос, и как она не пыталась убежать от него, чтобы навести там порядок, Дин снова и снова делал новый шаг, заставляющий ее еще острее чувствовать его.
“Острее и острее. Еще острее. Невозможно чувствовать так остро.
Любовь моя, нет, не делай еще один шаг мне навстречу. Я не вынесу.
Боже как хорошо, я не знала, что могу любить так глубоко.
Но нет, пожалуйста, больше не надо. Мне надо что-то предпринять, чтобы ты ушел. Я боюсь твоей любви. Я боюсь тебя. Я боюсь себя такой.
Уж не лучше ли мне жить скучной жизнью, в которой есть хоть немного порядка?
Любовь моя, освободи меня. Но не уходи от меня.
Конечно, я хочу чувствовать тебя еще ближе, я хочу раствориться в тебе, но мое эго противиться, оно боится исчезнуть в дымке нас.
Что я перестану существовать. Что ты уничтожишь меня полностью, как ты любил это делать с другими до меня.
Не убивай меня. Ты же знаешь, что без меня больше не будет