забеременеть. У нее оставались еще противозачаточные таблетки, и она прятала их под одеждой, как драгоценности. Ей передала их Рейхана, обнаружившая гору всяких лекарств в шкафу на кухне, где работала. Может, она убила себя, глотнув горсть пилюль? Кто знает?
Элин вспомнила Лейлу, как девочка провожала ее взглядом, когда ее уводил Аяш. Элин сейчас сильно жалела, что не обманула их и не сказала, будто Лейла ее дочь! Но было уже поздно.
Элин листала журнал. Есть ли в этом номере статья Элиаса? К сожалению, иногда он не подписывался. «Солнечный удар». Не это ли сочинил Элиас? Элин склонилась над страницей:
Был очень душный день, не похожий на обычный весенний денек. В то утро была объявлена война. Она получила название «Операция по освобождению Ирака». По Фаренгейту градус подскочил до ста. Пыль стояла столбом. Командующий американскими войсками колебался, продолжать ли наступление на Багдад. Но для иракцев ничего особенного в том дне не было. Небо как небо. Они привыкли к палящему солнцу и состоянию войны. Ничего не говорило им о том, что должно случиться нечто из ряда вон выходящее. Ни один иракец не мог, посмотрев на небо, представить, что иностранные солдаты, переброшенные сюда из-за океана, проедут по улицам его города на своих танках. Попав сюда, американцы жаловались, что у них начинала болеть голова от слепящего солнца, а от абсурдного поведения некоторых местных жителей можно было рассудка лишиться. В первые дни иракцы радовались приходу Дядюшки Сэма и раздавали на площадях сладости, а потом стали скандировать: «Нет американской оккупации!» Тот, кто потерял работу, придумал себе другое дело – расправляться с переводчиками, служившими американцам. Переводчиков они считали предателями, а то, чем они теперь сами занимались, гордо называли сопротивлением. Потом они стали похищать людей и требовать у родственников выкуп. Это они называли сбором пожертвований. Потом начали терроризировать жителей, выгоняя их из их же домов. Все это под вывеской «предоставление жилья правоверным». И вот, обретя силу, они стали государством с флагом, законами, паспортами, печатями. Они набрали к себе на службу наемников со всех концов света и поставили новую задачу – стереть у людей память. Театр Шекспира стал Театром шейха Зубе´йра[13], а магазин «Подарки» переименовали в «Дары свыше».
Элин показалось, что статья написана в присущей Элиасу саркастической манере. Она прижала журнал к груди и забылась. Пришла в себя, только когда услышала голос мальчика. «Можно взять?» – робко спросил он, указывая на лежащий на столе ломтик лепешки. Элин открыла холодильник и достала сыр. Мальчишке на вид было лет восемь-девять. Десяти ему точно не было. Аяш говорил, что мальчики по достижении десятилетнего возраста уже не живут при матерях, их отправляют в тренировочные лагеря.
– Как тебя зовут? – спросила Элин.
– Зейдо.
– А маму как зовут?
– Газа́ль. А сестру Джава́н, – ответил он, запихивая кусочек сыра внутрь лепешки. – Мама раньше умела говорить. Но замолчала с того дня, как у нее на глазах расстреляли