рядом со Славой уселся Бармалей, показал на бутылку коньяка местного разлива.
– Не, – поморщилась Слава. – Угостил бы даму шампанским, – неизвестно зачем попыталась флиртовать.
Судя по ошалевшим глазам Бармалея, получилось нечто между приступом эпилепсии у лошади Пржевальского и бездарной симуляцией оргазма.
– Разбавим винишком – будет тебе шампанское, – рассмеялся Бармалей, поняв, что честь быть соблазнённым Калугиной отменяется.
Всё нормально. Слава – это Слава. Свой парень, пусть и женского пола по паспорту.
– Отлично, – кивнула та ответ. – Буду. У меня шоколадка есть, кстати.
До восхождения никто не употреблял, во время тем более. После же, в базовом лагере, тем более в разгар заглянувшей раньше времени весны – грех не накатить.
Обычно Слава не пила, не нравилось ей одурманивание. Не любила состояние, когда не контролировала себя и окружающих, похмелье тем более ненавидела. Сейчас же захотелось влить в себя что угодно, лишь бы избавиться от пронизывающего взгляда Андронова.
Что ему надо? Каких собачьих чертей он глаз с неё не сводит? Не прилетит папа-генерал, не выдаст медаль за оказание помощи дочери.
Просчитался майор, просчитался!
Закуску сообразили из остатков сух-пайков, что нашлось по сусекам. Славкина шоколадка, пара упаковок лапши быстрого приготовления, детское фруктовое пюре в мягкой упаковке, сухое мясо. Приволокли из местной столовой овощных салатов, пюре с котлетами, бутербродов с колбасой и сыром, кто-то, особо предприимчивый, раздобыл квашеной капусты. Одним словом, устроили пир на весь мир.
Поначалу Слава закусывала, заставляла себя, позже перестала, горняшка давала о себе знать. Аппетит пропал в штурмовом лагере и пока не вернулся. Через пару суток, Слава была уверена, всё нормализуется. Иначе быть не могло.
К вечеру похолодало, перебрались в палатку к Бармалею. Откуда-то нарисовалась симпатичная туристка. Повисла на хозяине помещения, верещала, пищала, расспрашивала про Эльбрус, восхождения. Громко восхищалась, кудахтала, словно обкурившаяся курица, лепетала про настоящих мужчин и романтику.
Последнее, что помнила Слава, как эти двое целовались, словно жрали друг друга, лёгкую тошноту от представившегося зрелища и скомканный спальный мешок, в который пыталась закутаться под недвусмысленные стоны девицы.
Хоть бы в кусты отошли, что ли… раз уж она пошевелиться не может.
Утром девицы след простыл. Палатка шевелилась от паров перегара и богатырского бармалеева храпа. Слава потёрла отёкшее лицо, дёрнула молнию на палатке, высунула сначала голову, потом выползла сама, на ходу подтягивая штаны. Совсем отощала в этом восхождении, треники подходящего размера сваливаются.
Снова мама начнёт закатывать глаза, невестка Лена доказывать, что девушке нужно иметь хоть какие-то формы. Тонкая и звонкая – это не тощая и костлявая, аки смертушка…
Вдохнула полной грудью. Хорошо-то как, горный воздух ложкой