с трудом волочились по полу, а лицо размякло. Люди вокруг, глазами, предавали тревожные сигналы о восставшем из глубин ада мертвеце. Сейчас я уже не могу утверждать точно, действительно ли они все смотрели на меня или все же мне так казалось. Но в тот момент, накал страстей и бушевавшая опиатная агрессия приблизила меня к тому, чтобы вскочить на стол к покусившимся на мою визуальную неприкосновенность, с едкой ухмылкой стащить со стола поднос, и проломить им ничего не понимающую физиономию.
Я-то вижу сквозь трещинки и морщинки их маски, как искалеченные жизнью лица, смеются надо мной. Проломлю на радость обывателям с карманными печатными изданиями, и на всех первых полосах «Новость! Очередной торчок убил прохожего!». Новость соберет лайки и репосты, а после отправиться в забытье, мертвого не вернуть, торчок скрылся в первой подворотне, дело закрыто. Новое утро, новый торчок, новая жажда убийства. Нет компаньона для завтрака лучше, чем свежеиспеченная мокруха.
Я не понимал почему наркоманов так выделяют на фоне остальных зависимых. Если бы можно было каждый из них, толкаясь в очереди, побежал бы ставиться новостной лентой по вене; дробить в прах слова и цифры и пускать труху в нос; для особо привередливой аудитории, кричащие заголовки сфасуют в таблетки, и спускаясь по желудочному тракту чума 21 века будет прожигать себе путь до мозга.
Мы все одинаковые, мы все торчим, такое сейчас время. Ты мерно живешь свою систематическую жизнь, с систематической дозой дешевого дофамина. Вагоны метро подъезжают к твоим ногам с точностью в доли секунды. Ты знаешь точное количество постов, которые успеешь переварить по дороге от дома до работы. Только чуть зазеваешься, посмотришь на пост меньше, делаешь шаг, а вместо вагона – пустота. Состав только подъезжает к станции, и он не любит отходить от графика.
Я же продолжал свой марш-бросок к сортиру, но тут, шум, сверкающей субстанцией, начал выливался из ртов посетителей. Звон посуды искрящимися вспышками стрелял в затылок. Резкие скачки яркости взора, надменные смеющиеся лица, стоны скрипки. Я не понимал, что происходит, в голове было одно – умыться. Мир начал стремительно предаваться руинам, либо же это мой рассудок, – не выдержав ударов судьбы, – решил рушить меня.
Добежав до двери уборной, я услышал оттуда женский голос. Он жалобно просил моей помощи. Распахнув дверь, внутри никого не оказалось, а шум позади полностью утих.
Возникшая перед мной комната, совсем не походил на сортир подобного хипстерского заведения. Тусклый свет задыхающихся ламп, еле державшихся на потолке, отдавал зеленым. Маленькие квадратики плитки были всюду – от пола до раковин – и тянулись по стенам к потолку.
Выступил холодный пот, и мурашки забегали по коже. Умыться, умыться. Думаю: «неужели много принял или это так давно истекший срок годности сказался?». Быстрым шагом добравшись до раковин, я заглянул в зеркало и увидел: бледный в крапинку цвет кожи и дикий