ты давно уже стал, братец Иванушка! Не упусти свою Синеглазку!
Как под такой необыкновенно деликатный и главное ненавязчивый тост взять и не выпить?! А вот чтоб в первую очередь сделать это за помин души великовозрастной чудо-малютки, только что уплывшей, упорхнувшей неведомо куда и непонятно для каких дел, как-то сразу все и позабыли почему-то. Хотя оно более чем напрашивалось, такое пожелание. Лишь такой тост стоял на очереди первым – за помин души едва почившего дельтапланыша или дельтапланочки. Позабыли даже про это.
Всё же никак не обошлось без корпоративного гимна богадельни, бомжикова отеля минус пять звёздочек. Все уже далеко не дружно, но всё-таки затянули самый тупой на свете гимн – арию незабвенной Синеглазки: «Ой, цирроз, цир-ро-оз!.. Не циррозь меня!». Потом про очень даже немаленькое количество алых роз. Вслед – про падлу непослушного Иванушку, с дурна башки таки испившего не из того корытца и в результате ставшего бомжиком, то есть, козлёночком, за что менты его, словно вонючего козла, всё время теперь дерут, шпыняют и погоняют. Ну и про гордящуюся такими своими козлятами власть, естественно, козлиную тоже, но только до упора. В старые-то добрые времена корытца при них бывали совсем иные, вот так не заговорённые. В итоге размякли, расчувствовались ребятишки до полной невозможности. Одних лишь песен исполнили неимоверное количество и всё такого же качества! До баллад ещё даже не доходили. Необыкновенно расширили вокальный репертуар, вспомнили и те, которые раньше слышали только мельком, из окон некогда пролетавших мимо свадебных машин. Больше всех выдолбывался на этом полудурочном поприще, выводил всяческие рулады, порою соловьём заливался не кто-нибудь, а почувствовавший волю доцент Фредди, летучая прима бомжиного контингента специализированного вивария номер раз. Словно демоны в этого козлёночка теперь вселились.
– «Лепестками белых роз наше ложе застелю-у!..».
– Вот, шельма, выводит! – Восхищенно заметил Жорик, подлаживаясь к приятелю, чтобы подпеть:
– «Я люблю тебя до слёз, без ума люблю-у!».
– Это же кого вы так любите, бичары вонючие, надеюсь, не меня?! – Удивился, отодвигаясь, сыщик Осклизкин.
Доцент остановился, донельзя растроганный, вытер чумазым кулачком закисшие глазки:
– Прикиньте, господа бомжи. Пацану-то в таком состоянии, понятно, поначалу всё равно. А вот девчонку жалко. Они же не стерильные.
– Кто?!
– Не «кто», а «что»! Лепестки! Да ещё целое ложе! Представляете, какой там трэш происходит всякий раз?! Какое беспрецедентное напихивание! Какая жуткая антисанитария!
– О! А я и не подумал!
– Думать надо, когда с подружкой связываешься! И всё просчитывай, ты же как бы насовсем её берёшь.
– Да ты у нас супер-бомж, Серёгин! Даже здесь подлянку увидел! Сказано же – доце-ент! Не зря тебя выбрали для полётов!
– Но песенка всё равно душевная. Ничего не скажешь. Слёзы и вправду сами собой наворачиваются от такого «без ума люблю-у!».
– Дурак!