и некогда относительно мыслящей материи продолжали понемногу выситься сыщик и сильно грамотный его товарищ, научившийся худо-бедно даже в нечеловеческих условиях облегчаться душой. Именно он и оставался последней надеждой человечества (его монады – экспериментального сообщества) – якобы больной на всю голову доцент Фредди. Он по-прежнему конспектировал происходящее пляшущим почерком самозабвенного параноика, даже из рукотворного ада готовый слать миру депеши счастья, добра и любви, конечно в своеобразной интерпретации, но это уже на любителя. Но даже столь безусловные твердыни человеческого духа периодически кренились под безжалостными ударами вышедшего из-под контроля глобального и потому отчётливо дьявольского эксперимента над человечеством.
– Созрели?.. Взво-од, за-пе-е-вай-й!!! – Оглядев свое подвальное подразделение, скомандовал шеф Осклизкин.
Нестройный хор теперь уже совсем-совсем угасающе, но всё же поддержал своего буйно-неформального командира. Однако каждый солист и теперь вытягивал только про своё, про заветное, о донышко стучащее:
– Ой, цир-роз, цир-ро-оз! Не цир-ро-о-зь меня!
– Мил-лион, мил-лион, без штанов, без штанов!..
– Меня-а называли козлё-онком в отряде…
– Менты на-зы-ва-ли козлом!..
Ах, мама Клава, мама Клава! Кто ж там на тебе такие замечательные буквы набирает?! Какой незабываемый набор!
Чуть позже пошли уже не вполне певучие, но по-прежнему звучные обобщения и предъявы. Конечно, формально опять ни к селу, ни к городу. Товарищ-господин майор или даже подполковник, которые могли слушать всё это замечательное безобразие через микрофончики со стен, наверняка оказались бы очень довольны.
– Долой самодержавие!
– У власти козли-иной козля-ат миллионы и нами гор-дит-ся страна!
– Й-эх-х! Где наша не пропадала?! Она везде пропадала, однако! – Слегка возбуждаясь и вновь притворяясь пьяным чукчей, подкрикивал в общую струю сыщик Осклизкин, фактически примеряя королевскую или даже царскую мантию, вероятно собираясь ежели и пропадать сейчас, то так, чтобы и не совсем без пользы для отечества.
– Она теперь нигде не пропадёт, эта наша раша! Ни везде, ни в звезде! На хрен такая козлота кому нужна?! И раша, и жизнь таковаша!
Именно так чистосердечно в ответ и признавался своему приятелю и соседнему микрофончику окончательно сорвавшийся с цепи козлёночек, он же иноагент по фамилии Серёгин. На самом же деле натуральный, во всех смыслах писучий козёл, который ради красного словца не пожалел бы и отца. Фактически лепший кореш всех без исключения иноагентов межзвёздного империализма, обладатель синеглазой доцентско-крюгеровской корочки. Друг пьянчужек и детей, и напыщенных речей. Не в том проблема у него была, что в приятелях закоренелые алкаши, психи, да ещё и бомжики. А в том, что ему уже давно было комфортно только с ними, а больше ни с кем. Затем Фредди переключился на давно привязавшийся к нему страстной мотив великой примадонны, также