сигнала и в самом деле можно было умыкнуть и трахнуть кого угодно, включая папу римского. Не одну лишь Европу, не только любого из здешних козлят, но и всех местных козлов сразу. Отдрючить хоть весь радостно подблеивающий народ одною шваброй, может менты и прочие черти оценили бы по достоинству, да и взяли к себе за такие подсобные заслуги. Но такое возможно было только в локальной лакуне начала шестого сигнала. Как известно, там море времени, жаль только, что оно кончается, не начавшись.
Можно было бы также полагать, что сами те козлы ещё не находились в кондиции последней прострации и поэтому наверняка возражали бы супротив этакого пассажа над собой. Но и опять же лишь отчасти. Потому что, последовав примеру комэска, они тоже смешивали потешно несмешиваемое, денатурат с травкой, да ещё и с загруженным сверху одеколоном. Это чтобы совсем уж посдвигать все фазы. Теперь вот однозначно сдвинутые глухо валялись по углам неуклонно схлопывающейся бездны, по её скамейкам да кроваткам, смущая ещё остающееся время-пространство своими бесстыжими коллапсами, отчасти запечатлёнными в слюнях да отклеившихся улыбках. В таком ни к чему не пригодном образе и подобии двуногие таракашки воплощали собою самую квинтэссенцию своего мира и своей судьбы в нём – до предела приуготовленный человеческий отстой! Можно было даже взять капельку, всего лишь малую капельку вот такого бомжа, словно рождественского гуся дозаренного в полуподземном коллайдере, ускорителе на тот свет, капнуть в какую-нибудь иную бессловесную тварь или опрыскать полученным отборнейшим деградатом нация – и нате, пожалуйста. Если небывалое существо ещё и распрямится во всю запроектированную мощь и ширь, то вот вам и властитель нового тысячелетия! На блюдечке, без перьев. Консерв миллениума. Остальным сушить вёсла. Кушать подано!
Вот поэтому-то, именно поэтому бомжики и являлись излюбленным дельтапланьим деликатесом! Лишь полакомившись ими – хищные дельтапланы и их дикие сородичи птеродактили, истинные пограничники небытия, наконец получали свободный доступ ко всем остальным двуногим и… – и тогда уж спокойно дожирали остальных, всех-всех, кто только посмел позариться не на своё уготованное и тем самым смертельно обидели батюшку боженьку.
Всё равно, всё равно оставалось и никуда не уходило очень стойкое ощущение того, что за пациентами вивария некие безжалостные кураторы продолжают неотрывно наблюдать. А ещё непрерывно стравливать их между собой, да всё более открыто выражать неудовольствие оттого, что это стравливание всё чаще не удаётся. Податливых бомжиков вроде бы и несло вразнос, но всё же не до такой степени, как кому-то очень хотелось, чтобы и взаправду начать друг другу перегрызать глотки. Они просто предпочитали поскорее всякий раз вырубаться, наподобие жуков-притворяшек уходить в затяжной с отсрочкой раскрытия. При этом всё ещё делать вид, что ничего особенного не происходит. Но никогда ощущение безнадёжного нахождения в чьих-то могущественных и безжалостных руках