опасности! Уносят самых лучших, самых свободных людей! И ведь не вернут же в этот раз на место, гады!.. Сыщи-ик! Ты меня слышишь? Вот это, наконец, и есть настоящая развязка. Где мой блокнот?! Сыщи-ик!.. Запевай, мой дорогой соперник, нашу спасительную, мою любимую-отходную. За-пе-вай!.. Ай! – Это он всё-таки получил свою первую дубинку. Какой-то ментопёс не выдержал чрезвычайной слезливости момента и тоже возомнил из себя.
Но даже и после такого Доцент Фредди не уписался, как мечталось. А так только, чуть-чуть, с мурыськой. Не то что тогда, в тот благословенный первый раз, когда его с подачи звёздного мальчугана полноводно сорвало со всех катушек и понесло, словно в бурю с ветром, а может быть даже в божественный цунами.
Сыщик, который спокойно и почему-то без наручников шёл в кругу волков позорных, как среди подчинённых или даже самых лепших корешей, коих только что, несколько нелицеприятно критиковал и желал полётов к мэру на коврижки, теперь, ухмыляясь, грянул во всю мочь родимую, камышовую:
– Братья!.. Вы меня слы-ши-те-е-е?! За-пе-вай!.. Мил-лион, милли-о-он, без штанов – а-а-лых ро-оз!..
Вразнобой подхватил тут ему весь полуподвальный пост-человечий хор, как на расстрел, полностью выведенный во двор. Да так жалостливо наподдавал со всех сторон и всё подряд, что теперь у всех ментов-полицейских от непрошеного умиления заслезились глаза и принялись во вспотевших от сочувствия руках скользить дубинки, не позволяя огреть певцов сразу и как следует.
– Ой, цир-роз, цир-ро-оз! Не цир-ро-о-озь меня!..
– Менты на-зы-ва-ли коз-лом!..
– Я душу дьяволу продал за ночь с тобой!..
– П-протяжка-один. Протяжка-два-а. П-промежуточна-ая… Главная-а… Падьё-о-ом!.. Пять секунд – полёт нормальный!..
Так нараспев командовал обкуренный-обпитой и совершенно угоревший командир эскадрильи теперь вконец и досконально опознанных конкретно нелетающих субъектов. В этот момент пэпээсники в три приёма поднимали его длинное всё ещё многокостное тело и несли на выход, как на паперть. Словно царя или падишаха, но с набок свисающими ногами. Под его скомканной, смятой кожей бодро бежала угрюмая, как никогда отравленная кровь, с остатками всё ещё храбро сражающихся эритроцитов.
Вздрагивал в клинической агонии кислотно-щелочной баланс. Сочился первобытной магмою ободранный нос. Комэск подмигивал в потолок своею правой глазницей, играл мужественными желваками на волевых и обострённых скулах. Наверняка при этом полагал, что это он так здорово сам по себе протащился по взлётке. Будто только теперь у него прошёл самый главный ключ на Старт. А ведомые субъекты как никогда надёжно и прочно прикрыли ему и хвост и подхвостье с подреберьем. И он вот-вот опять полетит. Сквозь облака и к солнцу.
Субъекты истинной, двойной кульминации, все до единого, дымили себе глубоко на дне необъятно суверенного ущелья, беззастенчиво кажа звёздам спекшиеся жерла непрочищенных отверстий своих маленьких помоечных душ. Никто не открывал никуда никакого огня, не