Мама кричала, что это потому, что я к нему ревную, но когда отгремела свадьба и мы уехали в Германию, оказалось, что я оказался прав.
Нельзя сказать, что он был таким уж плохим человеком. Но он был швабом. А швабы, немцы, населяющие Вюртемберг и западную Баварию, вероятно, самая скупая нация в мире.
В доме у него не было ни единой художественной книги, только низкопробные журналы, пара путеводителей и три-четыре книги на тему «сделай сам». Маме он сразу подарил швабскую кулинарную книгу, на которой все еще алел ценник «одна марка» – судя по всему, куплена на распродаже остатков неудачного издания. Впрочем, телевизор был неплохой, но программы были настолько скучными, что смотреть мне его совсем не хотелось.
Разговоры по-русски были запрещены – хотя, конечно, когда его дома не было, мы с мамой переходили на родной язык. Еда и одежда покупались только в самых дешевых магазинах, и мы почти всегда были голодными.
В уроках вождения маме было отказано («слишком дорого»), спал я на старом диване. Я записался было в футбольную команду, но Йоахим отказался платить взносы. Его понятия о расходах соответствовали швабскому анекдоту про щедрость: «Если это стоит менее одной марки, то покупай и не смотри на ценник!»
Но с футболом мне все же повезло – тренер команды, герр Клаус Обермайер, когда я, сдерживая слезы, сказал, что не смогу играть, ответил просто:
– Если этот жлоб за тебя не хочет платить, то заплачу я. Вижу, что ты такой же, как и все русские, и никогда не сдаешься. Из тебя будет толк. Отец мне много рассказывал про Восточный фронт. Он часто мне говорил: Клаус, если бы русские и немцы воевали на одной стороне, мир давно был бы наш.
Клаус показал мне, что швабы тоже бывают разные. Я сдружился с его сыновьями – Тобиасом и Штефаном, с которыми мы вскоре превратились в самых результативных нападающих молодежных команд во всем столичном регионе. После каждой тренировки мы ужинали у Обермайеров, и всю мою футбольную экипировку подарил мне тот же Клаус. И, главное, я очень неплохо заговорил не только по-немецки, но и на швабском диалекте. Йоахим даже постоянно ставил меня в пример маме, как будто это была его заслуга.
Через четыре года мама наконец не выдержала и решила вернуться в голодную Россию. Она согласилась на быстрый развод практически на условиях Йоахима (тысяча марок плюс билеты на поезд, отказ от всех других претензий).
Оставшаяся часть моего детства прошла сначала в Москве, потом в Питере, где мама еще раз вышла замуж и где я и окончил знаменитую «Дзержинку», как раз в том самом году, когда в Мюнхене с трибуны прозвучала знаменитая речь Путина. Гром оркестра, торжественное вручение дипломов и новеньких погон, и вот уже поезд везет меня в Мурманск, на Северный флот.
С Тобиасом и Штефаном я переписывался до самого последнего времени. Они даже приезжали несколько раз к нам в гости в Петербург и постоянно звали меня к себе в Германию. Но я уже делал карьеру военного моряка и лишь молил Бога за то, чтобы глупость и подлость европейских политиков