входная дверь вот-вот слетит с петель, но именно их для спасения обычно не хватает.
Если террористы даже в последнюю секунду сумеют захватить королеву, против них никто и движения не сделает, чтобы не навредить ее величеству. Значит, сейчас главное – не позволить приблизиться к той стене, где Элизабет Форсайт заслоняет собой королеву.
Я поднимаюсь в полный рост и вижу, что налетчики отступают к выходной двери. Почему оттуда нам нет помощи? Где охрана, что стоит на выходе с выставки? Но размышлять некогда, последний мой выстрел по ногам лжеоператора. Даже если раню заложника, это не будет смертельно, зато поможет задержать преступника. Судя по крику, я попала, но увидеть этого не успеваю – приходится снова нырять за витрины – со стороны налетчиков в меня разряжают остатки обойм, у них, в отличие от меня, не по шесть патронов. Рикошетом от витрины задевает русского атташе, тот хватается за плечо.
Пока они перезарядят, пройдут секунды, это позволит мне выстрелить еще раз. Но я ошиблась, налетчики не стали перезаряжать, оружие брошено, и они исчезают за выходной дверью, которая захлопывается, как раз в тот момент, когда входная, наконец, слетает с петель и в зал врывается боевая группа.
Эти парни разбираться не будут, кто в кого стрелял, вернее, будут, но потом, сначала пустят в ход все свои приемы, потому я отшвыриваю пистолет с одним оставшимся патроном и бросаюсь на пол, закидывая руки за голову.
В это же мгновение за стенами дворца гремит мощнейший взрыв, от которого дребезжат стекла в окнах, а у нескольких автомобилей срабатывает сигнализация. Не иначе как взорвали автомобиль. Следом один за другим слышны еще несколько взрывов уже совсем рядом с нашим крылом. Теперь стекла сыплются внутрь зала.
Господи, да что же там происходит?!
А сердце не просто глухо стучит, словно просясь на волю, оно рвется следом за террористами. Меня почему-то захлестывает черная тоска, будто произошло что-то непоправимое. Такое состояние было, когда я застрелила Джона…
На полу, похоже, лежу только я, остальные сбились в кучу, дамы визжат, кто-то беспрестанно повторяет: «Боже мой! Боже мой!» Я не успеваю даже повернуть голову в сторону разбитых окон, ее придавливает к полу чье-то колено и следует команда:
– Руки!
Возвращая руку за голову, хриплю:
– Свои. Мои документы в кармане…
Без малейших признаков вежливости меня рывком поднимают на ноги, не позволяя опустить руки. Я киваю на выходную дверь:
– Они там. С заложниками…
– Разберемся, – обещает сержант, изучая мои документы.
У стены в кресле сидит бледная как снег королева, держась за сердце, рядом несколько человек хлопочут над премьером. Раненому русскому перевязывают плечо, а он пытается закурить, хотя курить в Букингемском дворце запрещено. Индийский посол высыпает из коробочки на ладонь какие-то лекарства, руки заметно дрожат. И только Элизабет Форсайт невозмутима, словно не побывала только что на прицеле.
Я ловлю себя на том, что руки дрожат и у меня,