класс! Я катал ее много вечеров подряд. Нарастив до предела скорость, я притормаживал, и тогда Вика тыкалась в меня, и я ощущал где-то под лопатками ее упругие грудки, а поясницей – ее тугой живот. На крутых виражах она сама ко мне притискивалась, еще крепче обхватив меня руками за талию. Чем быстрее я гнал, тем плотнее она жалась ко мне.
И вот однажды для большей остроты чувств я направил мопед по извилистой лесной дорожке. В глазах зарябило от мелькающих стволов и слепящих полос закатного солнца. Встречный ветер отбрасывал, как бы силясь сорвать, Викину юбчонку, заголяя и делая еще длиннее ее прижатые к моим бедрам ноги. Из-за этого я все время косился назад, отвлекаясь от дороги. Потом мне показалось, что в таком сумасшедшем полете, при такой опасной скорости я имею полное право потрогать эту гладкую смуглую ногу. Что я и проделал. Однако при этом на меня нахлынуло такое возбуждение, что я потерял чувство реальности, а вместе с ним и руль. С оглушительным треском мы влетели со всего разгона в какой-то куст и кубарем перекатились через него.
…Мопед с минуту, пока не заглох, глупо выл, крутил задним колесом, тарахтя спицами по веткам и расшвыривая взрытую землю. Вика лежала, вся осыпанная этой землей. Юбка на ней была вывернута, как бы специально для того, чтобы ничего не мешало мне лицезреть во всей их пленительной открытости белые с тесемчатой оторочкой, кое-где испачканные лесной почвой трусики. Какое-то время я стоял над ней, разглядывая ее беспомощно и доступно разбросанные по земле, оцарапанные, с выступившими вдоль царапин бусинками крови ноги. В моем затуманенном, разогретом пережитым приключением мозгу возникла дерзкая и восхитительная уверенность, что сейчас, в этот миг все дозволено. Сейчас всё за меня – и моя сила, и этот валяющийся заглохший мопед, и тихий безлюдный лес. Порывисто нагнувшись, я властным и жаждущим движением сдернул с нее эти сводящие меня с ума трусики. Девчонка же, вместо того чтобы закричать или отбиваться, как Эмма – приподнявшись на локтях, смотрела на меня расширенными глазами и все с той же странноватой полуулыбочкой. И я вспомнил, что это за улыбочка. Такую отрешенную греховную полуулыбку я видел на лицах тех двух девочек на канате в четвертом классе. Эта полуулыбка решила всё. Срывая на брюках пуговицы, я рухнул на Вику сверху…
И на этот раз свершилось! Ее податливое нежное лоно с готовностью, даже с жадностью приняло меня. О чудо! Я и не предполагал, что это так легко. В какой-то миг я замер, не веря происходящему. Земля и лес кружились под нами и над нами. Вика дышала так шумно, что мне казалось: ее дыхание слышно за километр. Она прижимала меня к себе, без слов требуя продолжать, продолжать… Но всего два-три движения – и я полетел куда-то, умирая от блаженства и краем сознания улавливая тонкое заливчатое верещание. Это, словно маленький грудной ребенок, верещала, закидывая голову, длинноногая пятнадцатилетняя Вика.
Лист XIII
После