спросил ее муж.
Женщина вдруг заплакала, и Джек, не зная, что нужно сказать, молча обнял ее – впервые за прошедшие несколько месяцев. Он думал о том, как в последний раз разговаривал по телефону с отцом, примерно неделю назад, в воскресенье утром. Тогда Джек сидел на закрытом сетками заднем крыльце, смотрел, как оросительное устройство поливает цветы, и не спеша пил черный кофе. Они обсуждали предстоящие выборы, фильм, который оба видели, и финальную серию бейсбольного чемпионата.
Когда пришло время вешать трубку, Джек сказал: «Я позвоню на следующих выходных, папа», а отец ответил: «Хорошо. Береги себя, сынок». Они всегда так заканчивали телефонные разговоры. И теперь Колклу-младшего больше всего мучило то, что он даже представить себе не мог, что это была их последняя беседа…
Они с женой сняли одежду, которую надели три дня назад, и поменяли ее на чистую. Ди разожгла печку и, открыв две последние банки овощного супа, поставила его греться. А потом они сидели в полутемном номере мотеля, передавая друг другу постепенно остывающий котелок и последнюю бутылку воды.
Когда спустились сумерки, Джек встал посереди дороги и принялся разглядывать в бинокль пустыню.
На юге: ничего.
На севере: никакого движения, если не считать нескольких нефтяных насосов, торчавших тут и там, и зловещего дыма на далеком горизонте.
Колклу повернулся, услышав шаги, и увидел вышедшую на дорогу Наоми. Она убрала от лица доходившие до подбородка светлые волосы, и Джек заметил, что черная подводка для глаз, без которой дочь раньше не выходила на улицу, стерлась. А еще Ней вынула из ушей серебряные гвоздики и снова стала похожа на его маленькую девочку, только выросшую. Черты ее лица стали резкими; теперь они напоминали о ее германских корнях – точно так же в чертах лица Ди начала стираться миловидность жительницы Среднего Запада. Джек не мог вспомнить, когда Наоми в последний раз позволила ему себя обнять, и, если уж быть честным с самим собой, когда ему в последний раз этого хотелось. Он перестал видеть дочь за своими тревогами и ее готическим фасадом и только теперь впервые с очевидной ясностью понял, что за прошедшие два года стал чужим для двух самых главных женщин в своей жизни.
– Что случилось? – спросила Наоми.
– Просто хочу оглядеться, – ответил ее отец.
Она встала рядом с ним и принялась водить по асфальту ногой в тапочке «Чак Тейлорс»[5].
– Что ты про все это думаешь? – спросил Джек.
Наоми пожала плечами.
– Беспокоишься за своих друзей? – задал он новый вопрос.
– Наверное. Как ты думаешь, с дедушкой все в порядке?
– Понятия не имею. Надеюсь, с ним все хорошо. – Мужчине очень хотелось обнять дочку, но он сдержался. – Я горжусь тем, что ты заботишься о брате, Ней. Я еще никогда в жизни так тобой не гордился. То, что ты такая храбрая, помогает и Коулу быть храбрым.
Девочка кивнула, но Джек видел в ее глазах слезы. Неожиданно он притянул ее к себе, а она обхватила его руками за пояс и, прижавшись