уж по-детски показал двери язык и метнулся дальше. Этот дом был похож на наш. Такая же просторная горница, вправо кухня. Только печь нетоплена уже месяц. И посуда нетронутая столько же. А, вдруг, она уже умерла? Нет, тогда бы я сразу почуял смерть. Она жива, но где-то там, дальше. Вот и спаленки-клети. Три. Одна – для родителей. Вторая для детей. Третья для гостей, ежели таковые будут. В больших семьях устраивали и больше спаленок, но больших семей было мало.
Должно быть, так задумал Бог, что у оборотней очень редко появляются дети. Трое уже считается много и таких семей всего несколько. Отец не раз говорил, что если бы наши женщины рожали, как человечки, то оборотни уже заполонили бы весь мир и для людей в нем не осталось бы места. Ведь мы живём куда дольше и при этом не болеем. Да, и убить нас трудно. Наверное, так правильно и разумно. Но, какая же это тоска быть единственным ребёнком в семье!
Я натолкнулся на неё в первой же спаленке. Знал, что она там и все равно, то, что я увидел, оказалось полной неожиданностью. Она сидела… под кроватью! Дрожала от страха, чутко принюхиваясь, шипела и скалилась, вцепившись когтями в тряпичную куклу. Должно быть, эта кукла – память о родителях. Да-а, а я тоже вот так сидел, в обнимку с папиной, охотничьей курткой. Все пытался в неё завернуться и в итоге разодрал до тряпочек. А вернуться в человеческую форму мне даже в голову не пришло. Потому что в звериной было легче. Не так больно. Ведь звери не плачут…
– Уходи! – отчётливо прошипела малышка, и я только теперь запоздало понял, что уже долго так стою, разглядывая её.
– А ты кто? – ляпнул я первое, что пришло на ум.
Совсем не то я хотел ей сказать. Когда шёл сюда, много раз прокручивал в голове, как я с ней встречусь и что скажу, но сейчас, вдруг, понял, что ничего этого не нужно. Она не поймёт заумных слов. Они не нужны. Нужно просто преодолеть её барьер. Шагнуть вперёд и не испугаться её шипения. Приблизиться на расстояние тепла и разделить с ней её горе. Как когда-то это сделала моя мама, которой просто в голову не пришло меня бояться.
– Тебе какое дело? – шипит рысёнок. – Уходи! Это мой дом!
– Ладно, – согласился я, но не отступил, а шагнув вбок, уселся на пол. – А можно я тут немного побуду? А потом уйду.
– Зачем? – ворчит рысёнок. – Тебя взрослые послали? Уходи! Мне ничего не нужно!
– Не, я прячусь! – хихикнул я. Со двора, в подтверждение моих слов, снова раздался сварливый голос тётки, обещавшей надрать мне уши, как только поймает. – Я от дяди сбежал!
– А, ну, тогда ладно, – снисходительно фыркнула рысёнок, немного успокоившись. – Я тоже тут прячусь.
Она вздохнула, покрутилась, улеглась в обнимку с куклой, но не утерпела и снова посмотрела на меня.
– Ты странный. А почему ты сбежал от своего дяди?
– Потому что он все время воспитывает! – морщусь я. – А ты от кого прячешься?
– От всех – вздохнула рыся, подгребла к себе куклу и тихонько, почти неслышно, заскулила.
Наверное, будь она человеком, точно бы разревелась, но звери,