Совсем чуть-чуть.
Искорки смеха мелькнули у Нины в глазах. Она слегка приподнялась на локте и оглядела себя.
– Хорош же у вас работник!.. Спрашивайте, Павел Филиппович. – Она подумала, прислушиваясь к себе, потом добавила просительно: – Только не очень долго, хорошо?
– Да, конечно! Я приду минут через пять-десять.
Пока он ходил, Нина с помощью Сталины Ивановны привела себя в относительный порядок и, закутавшись в халат, устроилась в углу кровати, подоткнув под спину подушку.
Баринов вернулся, держа в руке шприц.
– Слегка поддержим ваши силы, – ответил он на ее немой вопрос и жестом попросил закатать рукав.
Сильными пальцами он разминал место инъекции, а Нина подумала, что у него, оказывается, «легкая рука» – не всякая медсестра может похвалиться таким безболезненным уколом.
– Ну вот, сейчас вы немного взбодритесь… А теперь – по горячим следам. Как все было?
Этот сон снился Нине впервые, поэтому многих подробностей она не помнила. Главное, что осталось от него – это совершенно невероятное чувство голода. И еще – холод.
…Резко, словно нарисованный на холсте, она видела противоположный берег реки, заиндевевшие черные ели на крутом косогоре. Себя она ощущала сидящей на куче хвороста, опирающейся спиной на толстый ствол.
Она сидела здесь много дней, но река никак не становилась. Темные полыньи – куда хватало глаз направо и налево – парили отчетливым белым дымком, особенно заметным при косом свете стоящего по-над верхушками елей маленького, четко очерченного диска солнца. Торосы у берегов отбрасывали неяркие тени. Воздух был прозрачен и неподвижен. И все вокруг казалось неподвижным – неяркое солнце, на которое можно было смотреть, не щуря глаз, припорошенные инеем кусты травы, матово поблескивающая гладь замерзающей реки…
Нина нагнулась и подняла небольшой окатанный водой голыш – из кучки таких же камней у ее ног. С минуту почти невидящими глазами смотрела на него. Голыш был серый, с красноватой прожилкой посредине, и весил около килограмма. Ладонь на вид казалась раза в три больше той, что была у Нины на самом деле. Свежий шрам, начинаясь от места, где должны были быть мизинец и безымянный палец, тянулся через ладонь, подныривал под голыш и скрывался за запястьем под рукавом из грязного, свалявшегося меха. Нина крепко сжала камень, почувствовав боль в отсутствующих пальцах, медленно размахнулась и бросила. Звука удара она не слышала. И вообще, почему-то этот сон оказался беззвучным. В месте падения лед слегка прогнулся, в стороны брызнули короткие светлые трещинки. Камень отскочил, оставив белесый след, и заскользил по льду.
Она встала и, прихватив несколько камней, подошла к торосам.
Раз за разом, она бросала камни на лед – так, чтобы следующий падал на несколько шагов дальше. Последний упал за серединой речки, но и там не смог пробить корку льда. Нина облегченно вздохнула и снова почувствовала нечеловеческий