сказал он громко, раскатисто, радостно. И даже зачем-то поаплодировал, хотя неудачливый пловец снова едва не нырнул обратно в траву: дрожмя дрожали ноги.
– Ему спасибо скажи! – показывая на «царя», продолжал единолично вещать неунывающий доктор-страдалец. – Хорошо, человек вовремя заметил, иначе бы кормил рыб в Оке!
В следующие минуты выяснилось, что никто и не обратил внимания на парня, уверенно нарезающего круги невдалеке от берега, где, как оказалось, не только присутствовала серьёзная глубина, но – что самое страшное – крутило вьюн, водную «воронку». А она, враз спеленав, неудержимо и повлекла бедолагу в обетованные места проживания класса пресноводных.
Ведь и другие автобусники тоже были рядом с Саниным соседом, но как он, никого и ничего не замечающий, сумел вовремя углядеть случившееся, оставалось загадкой. Не раздумывая, хлопнулся в воду, скоро доплыл и, схватив утопающего за волосы, отбуксировал к спасительному бережку. Там и остальные не подкачали, помогли на сушу вытащить и даже всем миром оказали первую медицинскую помощь.
Сам же спаситель и не думал вступать в разговоры, открыв неизменную книгу с изображением креста на обложке. Потому и страсти, не разгоревшись, потухли на пустом месте. И тогда Саней выдавилось соседу потише тихого: «Спасибо», на что тот лишь качнул головой.
Казалось, нечему было и меняться в этом вечном мире: разве что, слава Богу, одним живущим больше оставалось на этой земле; но только и без него, как говаривал наш классик, народ всё равно был бы неполный. И о чём нынче до самого вечера дрёмно думал этот спасённоживущий, известно лишь Всевышнему и, может, ещё самому спасённому: вплоть до водительского клича, зовущего на посадку, лежал Саня Глебов на траве недвижимо, почти обморочно-покойно.
Вскоре автобус вновь стремительно, как и сам отдохнувший, мчался по нижегородским обширно-широченным угодьям, и дух захватывало от одного вида – от края до края – божественно зелёных полей и лесов, многочисленных речушек-чистюлек, а также сёл и деревень, то и дело встречающихся на паломническом пути.
И в какую душу могла бы ещё вместиться не то, что мысль – самый обычный намёк на захлестнувшее ныне через край кликушество о решительном разрушении, даже чуть не гибели всего нашего, русского, дарованного нам только единожды, – для всех вместе и одновременно каждому по отдельности лишь по строгой разнарядке свыше.
А вдали, наконец, за горами за долами, после очередного подъёма на довольно крутую горушку, и открылся вид, какой увидев однажды, – не забудется. И оттуда – прямо в сами глаза – бело и безмолвно засветились храмы, а во внезапно наступившей тишине кто-то из паломников бережно прошептал: «Дивеево!»
Глава шестая
Преддивеевская деревушка-селение встретила въезжающий туманным вечером автобус неизвестно откуда взявшимся и, можно смело сказать, внеземным запахом-благовонием, умиротворённо расплывшимся по всему железному помещению.