свешивалась вниз, пока не упала на кончик носка ботинка Симмонса – он, расслабившись, привалился бедром к нагретому металлу автомобильного крыла, практически умостившись на нем. Хозяйка машины не стала на него цыкать – была слишком увлечена разглядыванием трупа: для ученого-гуманитария она взирала на останки старины Буги-Вуги слишком хладнокровно, надо сказать. И – заинтересованно. Что ж, изучила она «картинки» с такой тщательностью, что некоторым копам поучиться бы – а потом вздохнула и просила:
– Вы думаете, что убийца – кто-то из коренных, верно?
– Не исключаем возможности, – обтекаемо отозвался Симмонс, мысленно отметив: он ей этого не говорил, ага. – Шеф считает, что это ритуальное убийство. А вот кем и с какой целью совершенное, и предстоит узнать. Вас что-то, я гляжу, смущает?
– Все, – призналась Фей. – Это очень странное преступление: оно не похоже ни на один известный мне обряд, хотя кое-какие элементы я и узнаю… это очень, очень странное дело.
И с этим снова цапнула печенье, сжевала его и вздохнула:
– Передайте тому, кто вас снабдил этим печеньем – оно определенно удалось. А вот мне не стоит его лопать в таком количестве.
Симмонс рассмеялся, но очень сдержанно, потом кивнул:
– Передам. Это подарок друзей – вообще-то я совершенно неожиданно перед отъездом остался без напарника: тот угодил в больницу, благо, ничего серьезного. Ну вот зато у него дома меня и снабдили угощением – подсластили пилюлю, так сказать!
После этого разговора их и навестил тот самый кудлатый белый (серый от грязи, точнее) пес, Эва, посмеиваясь и негодуя, отчищала влажной тряпкой, смоченной водой из фляги («озерная, только руки мыть») сперва одежду, потом и руки, игнорируя предложения помощи:
– Справлюсь, еще чего!
Потом вдруг резко взмахнула рукой, а следом и вовсе швырнула скомканной тряпкой:
– Эй-эй, еще нахлебники, ну вы поглядите! Кыш, проклятая! Вот нахальная скотина, – и, оглянувшись, Симмонс увидел скачущую по крыше «Чарджера» сороку: видимо, ей тоже захотелось печенья. Птица процокала коготками, отпрыгнув в сторону, но тотчас же заметила, что человек все еще очень сильно против ее присутствия: взмыла со стрекотом и растворилась в закатном небе.
– Коренные называют их «койотами в небе», сорок-то, – фыркнула Эва. – По-моему, очень точно!
– Да-а-а, бедолага Дэвис заслужил гораздо менее любезное обращение, чем эта сорока, – пробормотал себе под нос Симмонс, полюбовавшись на росчерк сорочьего крыла в небе.
– Сорока всего лишь собиралась стащить печенье, а не требовала, чтоб ей лизали задницу, увидев полицейский значок, – резковато отозвалась Фей. – Я же сказала – ненавижу ультиматумы.
– Я полагаю, отсутствие таковых – и есть условие плодотворного сотрудничества, верно? – тут же дипломатично уточнил Симмонс, и Эва коротко кивнула.
– Что ж,