меркам меня не существует, моя душа бабочкой – капустницей вилась над ней, пока Регина не остановила забрызганный москвич. Я почувствовал толчок, словно разорвалась большая древесная почка, при полном безветрии поток воздуха схватил меня, закрутил в свою воронку, далеко внизу я увидел взлетную полосу Внукова. Реактивные ангелы жестикулировали крыльями.
Стремительно промахнув узкий тоннель, я оказался в студенистом воздухе параллельного мира, на задворках космоса. Где иногда водяными знаками проступают наши земные веси. В глубоком отстойнике толпы, сонмища таких, как я, лепились, словно опята к пню, к призрачной оси своего существования. Среди странных декораций – домов без крыш и окон. Слипшиеся, просроченные кассеты, модули, исчерпавшие ресурс, порой эти унылые сгустки отрывались друг от друга, торкались в меня, как медузы, проплывая мимо; они дышали распадом, казалось, испускали посмертную жидкость, вызывая морозную судорогу. Вот он, твой звездный час, только звезд не видать, ни одного светила не различишь в мутной пелене.
– Ты находишься в нулевой стадии, – механическим жуком внедрялся в меня виртуальный голос,
– пребываешь в минусовой акватории, человекоподобным доступны лишь параллельные миры.
– Да я художник, хороший дизайнер!
– Ну и что вы сможете нам предложить? Преобразовать акваторию? Здесь же не сельский клуб.
Вот сволочи! Космический Разум! А может, космическое безумие, отражающееся, как в зеркале, у нас на Земле? Потом я увидел вереницы собратьев, спешащих перевоплотиться. Перерождаются только ленивые оптимисты, из тех, кто сами тащат веревку, когда их собираются вешать. Неужели в новом рожденье, на скотном дворе жизни, мечтают что—то словить, воображают себя чуть ли не младенцами в яслях, с волхвами и прочими затеями.
Оставшиеся в неприкосновенности снуют от Голоса к Голосу с разными нелепыми порученьями, добиваются статуса, гражданства. Награждают их цифрами; не знаю, кому там нужны трудовые зачеты, но оцифрованные довольны своей возней. Так что, вопросец – быть или не быть – приобретает здесь особую остроту. В конце концов, смерть тоже образ жизни. И кому на Земле в полноте не была дана идея Бога, как императив или слепая вера, а таких полуверков большинство, для тех остается посмертный сумрак, комнаты без стен и потолков.
Мой Куратор, с лысой сплющенной головой (его вид был мне настолько неприятен, что в дальнейшим, уступив просьбам, он согласился оставаться в качестве Голоса), постоянно подначивал меня.
– Пора определиться, заняться чем-нибудь.
– Это зачем же? – безрадостно вопрошал я.
– И вообще, мне неясно, каковы ваши намеренья? Конечные цели?
– Помогать Высшим Силам, вмешиваться в процессы на Земле, – говорил он, отводя волдырьки глаз, и было очевидно, что сам он вряд ли может влиять и вмешиваться, а также рассчитывать на какую-нибудь престижную должность там, наверху.
– Вы то все, с нереализованным,