наш убитый Ванюша.
Как замечательны главы в «Онегине»!
Натанцуй мне Россию, Авдотья Истомина!
Натанцуй всем, ему и тому, кто в телеге, нам
написал: «Наши танцы – есмь наша история!»
Это танец. Чайковский. Лебяжее озеро.
Это танец: Валькирии вышли из образа.
И пошли по стране танцевать: ножки тонкие,
просто птичьи, а юбочки цветом молозива.
Нет грудей, ничего, их зовут плоскодонками.
Ручки звонкие,
словно бы ветки. Сестрёнками
их зовут здесь, в медчасти.
Танцуй, моя родина!
Это музыка крови, бинтов. Дроны – вёдрами
над планетой витают.
Такого нет в школе.
Пушкин есть! Пишет он, словно: «Пух уст Эола…»,
Пахнет мёдом, цветами, смородиной.
Этот танец – любовь. Лишь чистейшая.
Даже
мы танцуем, как падаем, ввысь разбиваясь.
Это русский наш смертный, наш жизненный танец.
Наша русская честная «Раша»!
***
Не памятник воздвигли вы, а крепость
из русского льняного языка.
Нет времени: осталась только вечность,
не памятник воздвигли, чтоб ласкать
его гранитный постамент холодный.
А есть поэзия, язык её народный.
За вашей крепостью. За нею лишь. За ней
я чувствую непробиваемость и силу.
Спасите вы меня!
Могли – спасли бы…
Но не спасли. Я впитывала всей
девичьей кожей! Крепость из камней,
куда вмуровывала я мой крик, мой шёпот.
Лишь только так нас царь поймёт всех скопом
поэтов Пушкинской поры и наших дней.
Жуковский, Батюшков, Бестужев, Одоевский.
Не памятник воздвигли вы, а крепость.
И кости во фундаменте, как мостик
или сейчас сказали бы, мясцо.
И я хочу, хочу обратно в крепость
из крови, хрящиков, из розовых крестцов.
И землю сохранить своих отцов,
какая мне досталась по наследству!
За вашей крепостью сберечься и согреться
и хватит думать о семи морях,
о лете думать, море и СочАх
и сколько перевесть на сборы Жене.
«Люблю тебя, люблю Петра творенье»
и стих, вмурованный, что камни в крепостях.
***
Madam, mon angel, vita mia,
мой ангел Таша, mon Ami,
морошку дайте, витамины,
чтоб Пушкина вам накормить.
А он голодный, хоть поел он,
а он холодный, хоть согрелся.
Но замуж за поэта, детка,
идти на этой вам неделе.
Не разговоры между вами,
а нечто большее – вой зверя,
младенца лепет, о mon angel,
раскат громов, кровопотеря.
Цветаева напишет позже:
«Она пустышка, смерти место…»,
Ахматова в ответ: «Ничтожна
и не красива, как невеста…»
Затем напишет современник:
«Покойся друг, кавказский пленник,
предателем –