крови не будет.
Крови не будет, но будет боль… Она никогда не забудет эту боль и еще поговорит с Марией. Или нет! Она будет молчать, о таком рассказывать грех, это слишком личное.
Стефано коснулся ее ног, чтобы развести, но Диана отпрянула от него как от чумного, пытаясь отползти дальше и закрыться в одеяле.
– Что вы делаете?
– Пытаюсь тебя помыть, ты вся в крови…
– Не надо. – Это было неприличным, она бы умерла со стыда, если бы он еще смотрел туда, где она сама не знает что. – Нет.
– Тогда позову Марту. – Он уже почти встал с кровати, когда она, уткнувшись в подушку, запротестовала. Сейчас не хотелось слушать восторженные вопли камеристки. – Марту ты тоже не хочешь. Я твой муж, Диана, хочешь ты этого или нет, но ты будешь смотреть на меня обнаженного, не пряча взгляда, и перестанешь стесняться меня.
– Господи, прости меня за все грехи, – простонала она и привстала с кровати, тут же одеяло упало и оголило ее грудь. Стефано перевел взгляд на это зрелище, но, мотнув головой, произнес:
– Я просто смою кровь.
Она кивнула несколько раз, всхлипывая и ложась на спину. В руках она сжимала край одеяла, пытаясь им прикрыться.
Стефано коснулся мокрой тряпкой ее ног, пытаясь развести в стороны, это получилось не с первой попытки, но силу он применять не стал. Пытался быть заботливым, что-то бурча себе под нос. А Диана закрыла глаза, сгорая со стыда, ощущая, как касается мокрая ткань ее кожи на внутренней стороне бедер. Боже милосердный, она надеялась, что это сон. Но если это сон, то это точно кошмар.
– Все, – наконец произнес он, и Диана тут же дернулась и укрылась одеялом. Очень бы хотелось верить, что «все» это навсегда и герцог больше никогда не прикоснется к ней.
Она легла на бок, головой даже не касаясь подушки, свернулась калачиком, как мечтала, и слушала, как он одевается. Ей было все равно: спустится ли он к гостям, которые точно знали, что происходит в спальне, или уйдет к себе. Но она надеялась, что он не вернется к ней.
– Сегодня я вас не потревожу, – спокойно произнес он, как будто прочитал ее мысли. Она даже не взглянула на него, лишь услышав, как закрылась за ним дверь, горько заплакала. Сейчас она ненавидела своего отца за его предательство. Ненавидела всех мужчин за их власть над женщинами. Она ненавидела Стефано Висконти за боль, которую он ей причинил, и уже готова была повторить свою выходку в церкви. Он не хочет ее целовать? А спросил ли он – хочет ли она его поцелуев? В какой-то момент хотелось, но это было помутнение рассудка. Нет, она обойдется и без них. Думая обо всем этом, Диана уснула, а проснулась от боли в ногах, пояснице и голоса Марты.
– Пресвятая Дева Мария! – завопила она. – Ваша Светлость, это свершилось!
Растрепанная Диана привстала на кровати, не понимая, отчего же так ее тело ломит и что имеет в виду камеристка. Но та держала в руках край простыни с доказательством потери невинности. Диана тут же ее одернула:
– Уже уезжаем?
– Идут сборы, – улыбаясь, ответила та и даже не обиделась на грубость