в фильмах… э-э… Морбюса Делакруа». И еще я одна из ваших больших почитательниц.
«Браво, – промелькнуло у нее в голове, – этой последней фразой ты разрушила доверие к себе, моя красавица. “Я одна из ваших больших почитательниц…” Гениально!»
– Эстетика кинематографа? – встрепенулся он после секунды бесконечной паузы. – Показать зло? Вот уж, простите, самое абсурдное из всего, что я слышал за последнее время… Да, я помню нашу переписку. Но совершенно не помню, чтобы приглашал вас к себе… Наверное, это была галлюцинация.
Жюдит почувствовала, как весь ее кураж исчезает, словно вода, вытекающая сквозь дырку в днище бочки. Несколько секунд ей было слышно только сумасшедшее биение собственного сердца, словно жрец вуду[6] колотил в свой там-там.
– Я… – начала она.
– Ваш любимый фильм? – перебил ее Делакруа ледяным тоном.
Застигнутая врасплох, она заколебалась:
– Э-э… «Чудовище».
Его взгляд стал жестким.
– Я не прошу вас называть мой фильм! – грубо одернул он. – Ваш любимый фильм вообще, любого жанра.
У нее снова перехватило дыхание. Жюдит уже собралась ответить, что пересмотрела сотни фильмов, и ей трудно выбрать из них один, но она вдруг поняла, что такой ответ ему не понравится.
Думай!
И тут она вспомнила, что в одном из своих интервью, когда Делакруа еще их давал, он назвал два любимых фильма: «Заводной апельсин» и «Жажда».
– «Заводной апельсин», – тихо сказала Жюдит.
– Еще! – потребовал он.
Она догадалась, что это ловушка. «Он вовсе не ждет от меня, чтобы я погладила его по шерстке». В том же самом интервью Делакруа заявил, что терпеть не может Феллини. Жюдит еще подумала тогда: «Какой же любитель кино может ненавидеть Феллини?»
– «Маменькины сынки», – ответила она.
– Почему?
Делакруа явно был заинтригован. Очевидно, ей удалось вызвать у него любопытство.
– Потому что такие ленты знают все.
– Но точно так же все знают и «Бутон розы»… Терпеть не могу Феллини! – отрезал он.
– Я знаю. Это мой любимый режиссер… после вас.
Делакруа ответил ей взглядом температуры жидкого азота и прошипел:
– Лестью вы ничего не добьетесь.
Последняя фраза возымела на Жюдит действие холодного душа. Она мгновенно почувствовала, что с нее хватит и этой спеси, и колких словечек, и презрительного тона, и этой жалкой игры в директора-распорядителя садистскими ресурсами людей. С нее хватит. Она больше не позволит себя унижать. Пошел ты на фиг, Морбюс Делакруа.
– У меня такое впечатление, что я попусту отнимаю у вас время, – заявила Жюдит. – Так что разрешите откланяться.
И, не дожидаясь ответа, развернулась на каблуках. Она уже сбежала по каменной лестнице и выскочила под дождь, чтобы добежать до «Лянчи», как вдруг услышала за спиной громкий смех, который закончился заходящимся кашлем курильщика.
– Погодите!