в Красноярске.)
После завтрака Гена пошёл разбирать свой большой холодный зал, расчистил место у картины, стал работать над «Коммуналкой». Я решила сегодня поехать домой с ночёвкой, дела накопились. Сказала Гене, что кушать на обед, чем кормить зверей, и ушла.
Домой попала лишь в 8 вечера (была ещё у знакомых Баженовых). Дома долго стирала, убиралась, разбиралась и проч. Думалось о контрастах жизни: в отдельном домике на Таганке и здесь, в квартире огромного дома, где чувствуешь и топот, и шуршанье, и разные звуки соседей вокруг… А ещё – большое видится на расстояньи. Когда Гена всё время рядом, он, его образ теряются в мелочах.
Надо чаще нам расставаться, ездить мне домой сюда, на Ленинградский…
Гене без меня звонила Лия Шарифжанова от Аллы Александровны Рустайкис (познакомили мы их нечаянно, теперь водой не разольёшь). Сама Алла Александровна стала жаловаться Гене на свою Алёну, что та нажила себе грыжу, завалилась барахлом, как старушка. Гена в ответ: «Ну а я завалился барахлом как старик».
Потом звонил и приходил к Гене Шульпин, принёс своё новогоднее стихотворение-поздравление, там строчки: «Видно, чёртова сила дух твой держит без сна. Есть для счастья Людмила – золотая жена». (Это Гена мне прочёл по телефону в присутствии Шульпина, тот ушёл уже около 12 ночи.)
Я легла поздно и почти до четырёх перечитывала строки у Бердяева, которые отмечала раньше.
21 января. Воскресенье
Ночевала дома, на Ленинградском, встала в 12. По просьбе Гены с диктофоном впервые поехала к родственникам его отца на м. «Планерная» (созвонилась с ними). Там старушка Анастасия Михайловна, двоюродная сестра Михаила Фёдоровича, вспоминала, рассказывала мне кое-что об их общей родне, показала фото старенького дома на 22-м разъезде на Алтае, где прошло её детство. Познакомила с сыном и снохой, хорошие добрые люди, дали банку солёных кабачков, варенья, пригласили на дачу под Шатурой. А на прощанье Анастасия Михайловна на диктофон сказала несколько тёплых слов Михаилу Фёдоровичу, поздравила его с 80-летием.
В мастерскую на Таганке я приехала почти в 7 вечера. У Гены днём была Вера Николаевна, тоже варенья ему принесла – из долек апельсина и лимона. Но Гене эти дольки показались жёсткими, и он попросил их прокипятить ещё раз. Пришлось Вере Николаевне искать у меня на кухне кастрюлю и кипятить варенье. Потом они с Геной пили чай. Гена ей рассказывал о бахаистах, о которых узнал в редакции журнала «Наука и религия» (на днях он зашёл в эту редакцию по пути к метро, предложил им напечатать свои работы, но у них другой профиль).
После Веры Николаевны пришла Нинка в мастерскую. Принесла, как обычно, какие-то старые шмотки, шпроты, лимон, читала свои новые стихи. Я ещё застала её, вскоре она ушла. Сутки в доме меня не было, кругом беспорядок, Гена нахозяйничался, пришлось убираться. Ужинали, кормила зверьё. Опять смотрела свою статью о Михаиле Фёдоровиче – Гена хочет всё-таки ехать к нему на юбилей в Красноярск и предложить там мою статью в газету. Но статья